отношенія къ самоубійству, можетъ быть, еще нельзя найти въ книгѣ Ведъ, но, во всякомъ случаѣ, оно имѣетъ очень древнее происхожденіе. Плутархъ говоритъ слѣдующее по поводу самоубійства брамина Калана: „онъ принесъ самъ себя въ жертву, согласно существовавшему среди мудрецовъ той страны, обычаю“[1]. Квинтъ Курцій пишетъ: „среди нихъ существуетъ особый родъ грубыхъ и дикихъ людей, которымъ дается имя мудрецовъ; въ ихъ глазахъ считается заслугой предупредить день своей смерти, и они сжигаютъ себя заживо, какъ только наступаетъ старость, или приходитъ болѣзнь. Ожидать спокойно своей смерти считается безчестьемъ жизни; тѣла людей, умершихъ отъ старости, не удостаиваются никакихъ почестей; огонь считается оскверненнымъ, если жертва его бездыханна“[2]. Аналогичные факты наблюдались на островахъ Фиджи[3], Новыхъ Гебридахъ, у манговъ[4] и т. д. Въ Кеосѣ люди, переступившіе извѣстный возрастъ, собирались на торжественномъ празднествѣ съ головами, украшенными цвѣтами, и весело пили цикуту[5]. Тѣ же самые обычаи существовали у троглидитовъ[6] и у Сиропэоновъ, прославившихъ себя своею высокою нравственностью[7].
Извѣстно, что, помимо стариковъ, у этихъ же народовъ подобная участь ожидала вдовъ. Этотъ варварскій обычай настолько внѣдрился въ практику индусовъ, что никакія усилія англичанъ не могутъ уничтожить его. Въ 1817 году въ одной только бенгальской провинціи покончили съ собой 716 вдовъ, въ 1821 году на всю Индію приходилось 2366 такихъ случаевъ. Кромѣ того, если умираетъ
