Часто можно встрѣтиться съ мнѣніемъ[1], что самоубійство незнакомо обществамъ низшаго порядка; правда, только что разсмотрѣнный нами эгоистическій типъ самоубійства можетъ быть частнымъ явленіемъ въ этой средѣ, но за то мы встрѣчаемся здѣсь съ другимъ, эндемическимъ видомъ самоубійства.
Bartholin, въ своей книгѣ: „De causis contemptae mortis a Danis“, говоритъ, что датскіе воины считали позоромъ для себя умереть на своей постели, или покончить свои дни отъ болѣзни и въ глубокой старости, и, для того, чтобы избѣгнуть такого позора, сами кончали съ собой. Точно также готы думали, что люди, умирающіе естественною смертью, обречены вѣчно гнить въ пещерахъ, наполненныхъ ядовитыми животными[2]. На границѣ вестготскихъ владѣній возвышалась высокая скала, носившая названіе „скалы предковъ“, съ которой старики бросались внизъ и умирали, когда жизнь становилась имъ въ тягость. У фракійцевъ и геруловъ можно найти тотъ же обычай. Silvius Italicus говоритъ слѣдующее объ испанскихъ кельтахъ: „Это народъ, обильно проливающій свою кровь и какъ бы ищущій смерти. Какъ только кельтъ вступаетъ въ возрастъ, слѣдующій за полнымъ физическимъ расцвѣтомъ, онъ съ большой нетерпѣливостью переноситъ свое существованіе и, презирая старость, не хочетъ дожидаться естественной смерти; своими руками кладетъ онъ конецъ своему существованію“[3]. По ихъ мнѣнію, людей, добровольно обрѣтшихъ смерть, ожидаетъ блаженная жизнь, и, наоборотъ, для того, кто умеръ отъ болѣзни, или старческой дряхлости, уготована ужасная преисподняя. Въ Индіи долгое время существовалъ такой же обычай. Благосклоннаго
