оправ- данное ему нами названіе; эгоизмъ является здѣсь не вспомогательнымъ факторомъ, а производящей причиной. Если разрываются узы, соединяющія человѣка съ жизнью, то это происходитъ потому, что ослабѣла связь его съ обществомъ. Что же касается фактовъ частной жизни, кажущихся непосредственной и рѣшающей причиной самоубійства,—то, въ дѣйствительности, они могутъ быть признаны только случайными. Если индивидъ такъ легко склоняется подъ ударами жизненныхъ обстоятельствъ, то это происходитъ потому, что состояніе того общества, къ которому онъ принадлежитъ, сдѣлало изъ него добычу, уже совершенно готовую для самоубійства.
Нѣсколько примѣровъ подтверждаютъ наше положеніе. Мы знаемъ, что самоубійство среди дѣтей—фактъ совершенно исключительный и что съ приближеніемъ глубокой старости наклонность къ самоубійству ослабѣваетъ; въ обоихъ случаяхъ физическій человѣкъ захватываетъ все существо индивида. Для дѣтей общества еще нѣтъ, такъ какъ оно еще не успѣло сформировать ихъ по образу своему и подобію; отъ старика общество уже отошло или—что сводится къ тому же—онъ отошелъ отъ общества. Въ результатѣ и ребенокъ, и старикъ болѣе, чѣмъ другіе люди, могутъ удовлетворяться самими собою; они меньше другихъ людей нуждаются въ томъ, чтобы пополнять себя извнѣ, и, слѣдовательно, скорѣе другихъ могутъ найти все то, безъ чего нельзя жить. Отсутствіе самоубійства у животныхъ имѣетъ такое же объясненіе. Въ слѣдующей главѣ мы увидимъ, что, если общества низшаго порядка практикуютъ особую, только имъ свойственную форму самоубійства, то тотъ типъ, о которомъ мы только что говорили, имъ совершенно неизвѣстенъ. При несложности общественной жизни соціальныя наклонности всѣхъ людей имѣютъ одинаковый характеръ, и, въ силу этого, нуждаются для своего удовлетворенія въ очень немногомъ; а кромѣ того, такіе люди легко находятъ внѣ себя объектъ, къ которому они могутъ прилѣпиться. Если первобытный человѣкъ, отпра-
