становится хронической, свидѣтельствуетъ на свой манеръ о болѣзненномъ органическомъ состояніи индивидовъ. Тогда появляются на сцену тѣ метафизическія и религіозныя системы, которыя, формулируя эти смутныя чувства, стараются доказать человѣку, что жизнь не имѣетъ смысла и что вѣрить въ существованіе этого смысла значитъ обманывать самого себя. Новая мораль заступаетъ мѣсто старой и, возвышая фактъ въ право, если не совѣтуетъ и не предписываетъ самоубійства, то, по крайней мѣрѣ, направляетъ въ его сторону человѣческую волю, внушая человѣку, что жить надо возможно меньше. Въ моментъ своего появленія, мораль эта кажется изобрѣтенной всевозможными авторами, и ихъ иногда даже обвиняютъ въ распространеніи духа упадка и отчаянія. Въ дѣйствительности же эта мораль является слѣдствіемъ, а не причиной; новыя ученія о нравственности только символизируютъ на абстрактномъ языкѣ и въ систематической формѣ физіологическую слабость соціальнаго тѣла[1]. И, поскольку эти теченія носятъ коллективный характеръ, постольку, въ силу самого своего происхожденія, они носятъ на себѣ оттѣнокъ особеннаго авторитета въ глазахъ индивида и толкаютъ его съ еще большей силой по тому направленію, по которому влечетъ его состояніе моральнаго распада, вызваннаго въ немъ общественной дезорганизаціей. Итакъ, въ тотъ моментъ, когда индивидъ рѣзко отдаляется отъ общества, онъ все еще ощущаетъ на себѣ слѣды его вліянія. Какъ бы ни былъ индивидуаленъ каждый человѣкъ, внутри его всегда остается нѣчто коллективное: это уныніе и меланхолія, являющіяся послѣдствіемъ крайняго индивидуализма. Обобщается тоска, когда нѣтъ ничего другого для обобщенія.
Разсмотрѣнный выше типъ самоубійствъ вполнѣ оправ-
- ↑ Вотъ почему несправедливо обвиненіе, предъявляемое теоретикамъ пессимизма, въ томъ, что они обобщаютъ свои личныя переживанія. На самомъ дѣдѣ, они служатъ только отголоскомъ общаго состоянія.
