вается на части, какъ только мы перестаемъ чувствовать надъ собой его животворную силу, тотчасъ же соціальное начало, заложенное внутри насъ, какъ бы теряетъ свое объективное существованіе. Остается только искусственная комбинація призрачныхъ образовъ, фантасмагорія, разсѣивающаяся отъ перваго легкаго прикосновенія мысли; нѣтъ ничего такого, что бы могло дать смыслъ нашимъ дѣйствіямъ, а между тѣмъ въ соціальномъ человѣкѣ заключается весь культурный человѣкъ; только онъ даетъ цѣну нашему существованію. Вмѣстѣ съ тѣмъ мы утрачиваемъ всякое основаніе дорожить своею жизнью; та жизнь, которая могла бы насъ удовлетворить, не соотвѣтствуетъ болѣе ничему въ дѣйствительности, а та, которая соотвѣтствуетъ дѣйствительности, не удовлетворяетъ больше нашимъ потребностямъ. Такъ какъ мы были пріобщены къ высшимъ формамъ существованія, то жизнь, которая удовлетворяетъ требованіямъ ребенка и животнаго, уже не въ силахъ больше удовлетворить насъ. Но разъ эти высшія формы ускользаютъ отъ насъ, мы остаемся въ совершенно безпомощномъ состояніи; насъ охватываетъ ощущеніе трагической пустоты и намъ не къ чему больше примѣнить свои силы. Въ этомъ отношеніи совершенно справедливо говорятъ, что для полнаго развитія нашей дѣятельности необходимо, чтобы объектъ ея превосходилъ насъ. Не для того нуженъ намъ этотъ объектъ, чтобы онъ поддерживалъ въ насъ иллюзію невозможнаго безсмертія; но онъ, какъ таковой, подразумѣвается самой нашей моральной природой; и если онъ исчезаетъ, хотя бы только отчасти, то въ той же мѣрѣ и наша моральная жизнь теряетъ всякій смыслъ. Совершенно лишне доказывать, что при такомъ состояніи психической дисгармоніи незначительныя неудачи легко приводятъ къ отчаяннымъ рѣшеніямъ. Если жизнь теряетъ всякій смыслъ, то въ любой моментъ можно найти предлогъ покончить съ нею счеты.
Но это еще не все. Подобное чувство оторванности отъ жизни наблюдается не только у отдѣльныхъ индиви-
