какомъ отношеніи къ его органическимъ потребностямъ. Искусство, мораль, религія, политика, сама наука—вовсе не имѣютъ своею цѣлью ни правильнаго функціонированія, ни возстановленія физическихъ органовъ человѣка. Вся сверхфизическая жизнь образовалась вовсе не подъ вліяніемъ космической среды, но проснулась и развилась подъ дѣйствіемъ соціальной среды. Происхожденіемъ чувствъ симпатіи къ ближнимъ и солидарностью съ ними мы обязаны вліянію общественности. Именно общество, создавая насъ по своему образцу, внушило намъ тѣ религіозныя и политическія убѣжденія, которыя управляютъ нашими поступками. Мы развиваемъ нашъ интеллектъ ради того, чтобы исполнить наше соціальное предназначеніе, и само общество, какъ сокровищница знанія, снабжаетъ насъ орудіями для нашего умственнаго развитія.
Уже въ силу того, что высшія формы человѣческой дѣятельности имѣютъ коллективное происхожденіе, онѣ преслѣдуютъ коллективную же цѣль, поскольку онѣ зарождаются подъ вліяніемъ общественности, постольку къ ней же относятся и всѣ ихъ стремленія; можно сказать, что эти формы являются самимъ обществомъ, воплощеннымъ и индивидуализированнымъ въ каждомъ изъ насъ. Но для того, чтобы подобная дѣятельность имѣла въ нашихъ глазахъ разумное основаніе, самый объектъ, которому она служитъ, не долженъ быть для насъ безразличнымъ. Мы можемъ быть привязаны къ первой лишь въ той мѣрѣ, въ какой мы привязаны и ко второму, т. е. къ обществу. Наоборотъ, чѣмъ сильнѣе мы оторвались отъ общества, тѣмъ болѣе мы удалились отъ той жизни, для которой оно одновременно является и источникомъ, и цѣлью. Къ чему эти правила морали, нормы права, принуждающія насъ ко всякаго рода жертвамъ, эти стѣсняющія насъ догмы, если внѣ насъ нѣтъ существа, которому все это служитъ и съ которымъ мы были бы солидарны? Зачѣмъ тогда существуетъ наука? Если она не приноситъ никакой другой пользы, кромѣ той, что увеличиваетъ наши шансы въ борьбѣ за
