1,5, которымъ пользуются бездѣтные супруги, получается вовсе не потому, что эти люди происходятъ отъ самой здоровой части населенія; онъ можетъ являться только результатомъ брака. Надо признать, что супружескій союзъ, столь пагубный для женщины, дѣйствуетъ на мужчину, даже и при отсутствіи дѣтей, благотворнымъ образомъ. Мужчины, вступающіе въ бракъ, вовсе не составляютъ природной аристократіи: вступая въ бракъ, они не обладаютъ совершенно опредѣлившимся душевнымъ складомъ, который могъ бы предохранить ихъ отъ самоубійства. Но этотъ складъ развивается подъ вліяніемъ самаго брачнаго сожительства. Во всякомъ случаѣ, если женатые мужчины обладаютъ нѣкоторыми природными преимуществами, то послѣднія носятъ очень смутный и неопредѣленный характеръ, потому что остаются въ бездѣйствіи, пока не являются на сцену какія-нибудь дополнительныя условія. Совершенно справедливо, что самоубійство зависитъ главнымъ образомъ не отъ внутреннихъ свойствъ индивида, а отъ внѣшнихъ причинъ, управляющихъ людьми.
Намъ остается разрѣшить еще одинъ очень важный вопросъ. Если этотъ коэффиціентъ—1,5, не зависящій отъ присутствія или отсутствія дѣтей, обязанъ своимъ существованіемъ браку, то почему же онъ переживаетъ самый бракъ и, правда, въ нѣсколько смягченной формѣ (1,2), но все-таки встрѣчается у бездѣтныхъ вдовцовъ? Если отбросить теорію брачнаго подбора, объясняющую это явленіе, то чѣмъ другимъ объяснить его?
Для этого достаточно предположить, что привычки, вкусы, скрытыя наклонности, образовавшіеся въ брачномъ сожительствѣ, не исчезаютъ вслѣдъ за его прекращеніемъ; нѣтъ ничего естественнѣе этой гипотезы. Если женатый человѣкъ, даже при отсутствіи дѣтей, питаетъ къ самоубійству относительно большее отвращеніе, то неизбѣжно, что частица этого отрицательнаго чувства остается въ его душѣ и тогда, когда онъ становится вдовцомъ. Но такъ какъ вдовство неизбѣжно связано съ нѣкоторымъ моральнымъ
