ваемъ, если съ его прекращеніемъ степень предохраненія остающагося въ живыхъ супруга до такой степени падаетъ. Но такой фактъ можно только въ очень слабой степени приписать разстройству брачнаго союза. Это доказывается тѣмъ обстоятельствомъ, что въ тѣхъ случаяхъ, когда нѣтъ дѣтей, вліяніе вдовства гораздо менѣе ощутительно. 1 мил. бездѣтныхъ вдовцовъ даетъ 1258 случаевъ самоубійства; эта цифра относится къ 1504—числу самоубійствъ среди холостыхъ въ 62-лѣтнемъ возрастѣ—какъ 100 къ 119; коэффиціентъ предохраненія выражается, слѣдовательно, приблизительно числомъ 1,2, которое лишь немного ниже коэффиціента 1,5, относящагося къ бездѣтнымъ супругамъ. Первое число меньше второго только на 20%. Итакъ, можно сказать, что, если смерть одного изъ супруговъ не влечетъ за собой никакихъ послѣдствій кромѣ того, что разрушаетъ брачное сожитіе, обстоятельство это не особенно сильно отражается на склонности вдовца къ самоубійству. Слѣдовательно, бракъ въ томъ видѣ, какъ онъ теперь существуетъ, только въ слабой мѣрѣ сдерживаетъ эту наклонность, ибо съ прекращеніемъ брака эта послѣдняя не возрастаетъ сколько-нибудь значительно.
Что же касается до причины, усиливающей наклонность вдовцовъ къ самоубійству даже въ томъ случаѣ, если бракъ ихъ былъ плодовитъ, то искать ее надо въ присутствіи дѣтей. Конечно, съ одной стороны дѣти привязываютъ вдовца къ жизни, но съ другой ихъ существованіе значительно обостряетъ переживаемый вдовцомъ кризисъ. Въ этомъ случаѣ ударъ обрушивается не на одинъ только брачный союзъ; все теченіе семейной жизни оказывается нарушеннымъ. Въ механизмѣ семьи выпало существенное колесо, и онъ не можетъ правильно работать. Для того, чтобы возстановить нарушенное равновѣсіе, надо, чтобы человѣкъ взялъ на себя двойную работу и выполнялъ такія функціи, для которыхъ онъ не приспособленъ. Естественно, что въ такомъ положеніи человѣкъ утрачиваетъ ту степень предохраненія отъ самоубійства, которою онъ
