Наука не только не является источникомъ зла, она представляетъ собою единственное средство, которымъ мы располагаемъ для борьбы съ нимъ. Какъ только теченіе вещей поколебало установившіяся вѣрованія, воскресить ихъ искусственнымъ образомъ ничто не можетъ; но на нашемъ жизненномъ пути мы имѣемъ только одного проводника—наше критическое мышленіе. Если соціальный инстинктъ ослабѣлъ, то остается только одинъ руководитель—разумъ, и только при его посредствѣ можетъ выработаться новое сознаніе. Какъ бы ни былъ опасенъ этотъ путь, другого выбора нѣтъ и колебаться невозможно. Пусть всѣ тѣ, кто съ грустью и тревогой смотритъ на разрушеніе старыхъ вѣрованій, кто чувствуетъ и сознаетъ всѣ трудности этого критическаго періода, не обвиняютъ науку за то зло, въ которомъ она не только не повинна, но излечить которое она стремится. Пусть не смотрятъ на науку, какъ на враждебную силу; она вовсе не оказываетъ того губительнаго вліянія, какое ей приписываютъ, но даетъ намъ въ руки единственное оружіе для борьбы съ тѣмъ самымъ разложеніемъ, продуктомъ котораго она сама является. Осужденіе науки не есть исходъ; авторитетъ исчезнувшихъ традицій не оживетъ, если запечатать ея уста; осудивъ ее, мы окажемся только въ еще болѣе критическомъ положеніи, такъ какъ намъ нечѣмъ будетъ заполнить образовавшуюся духовную пустоту. Правда, не слѣдуетъ увлекаться и видѣть въ образованіи самодавлѣющую цѣль, тогда какъ на самомъ дѣлѣ оно служитъ только средствомъ. Насильственныя оковы не умертвятъ въ человѣческомъ разумѣ духа независимости, но точно также недостаточно дать ему свободу для того, чтобы установить равновѣсіе; надо, чтобы онъ правильно употребилъ данную ему свободу.
Далѣе, мы видимъ, почему религія вообще оказываетъ профилактическое вліяніе на самоубійство; объясненіе этому факту мы находимъ не въ томъ, что, какъ иногда говорятъ, религія болѣе рѣзко осуждаетъ самоубійство, нежели свѣт-