двухъ столбцахъ. Основываясь на одномъ разсмотрѣніи мотивовъ, можно было бы подумать, что въ этихъ двухъ случаяхъ причины, вызывающія самоубійство, если и не обладаютъ одинаковою интенсивностью, то по крайней мѣрѣ одинаковы по своей природѣ. А между тѣмъ совершенно разнородныя силы толкаютъ на самоубійство примитивнаго землероба и утонченнаго горожанина. Таблица доказываетъ только то, что мотивы, приписываемые самоубійцей самому себѣ, не даютъ объясненія его поступку, и въ дѣйствительности являются, въ большинствѣ случаевъ, лишь кажущимися причинами. Онѣ представляютъ собою не что иное, какъ индивидуальное отраженіе общаго условія, къ тому же очень неправильное, такъ какъ оно остается неизмѣннымъ, когда это условіе кореннымъ образомъ мѣняется. Можно сказать, что онѣ указываютъ на тѣ слабыя стороны индивида, благодаря которымъ внѣшнее вліяніе, толкающее его на самоубійство, съ большею легкостью проникаетъ въ его психику, но не входятъ въ составъ этого внѣшняго вліянія и, поэтому, не смогутъ намъ помочь понять интересующее насъ явленіе.
Мы поэтому нисколько не сожалѣемъ, что нѣкоторыя страны, въ родѣ Англіи или Австріи, отказываются отъ собиранія этихъ свѣдѣній относительно предполагаемыхъ причинъ самоубійства. Усилія статистики должны обратиться совсѣмъ въ другую сторону: вмѣсто того, чтобы стараться разрѣшить недоступныя проблемы моральной казуистики, надо, чтобы статистика съ большею точностью регистрировала соприсутствующія самоубійству соціальныя условія. Во всякомъ случаѣ, мы поставили себѣ за правило не допускать въ наши изслѣдованія вмѣшательства такихъ сомнительныхъ и малопригодныхъ свѣдѣній; ученымъ, занимавшимся изученіемъ вопроса о самоубійствѣ, никогда не удавалось извлечь изъ этихъ свѣдѣній никакого интереснаго закона. Поэтому мы будемъ обращаться къ ихъ содѣйствію только тогда, когда къ этому побудитъ насъ какой-либо спеціальный интересъ и когда
