ствіе, такъ какъ иначе разность результатовъ была бы необъяснима и являлась-бы отрицаніемъ принципа причинности. Поскольку мы можемъ констатировать специфическое различіе между причинами, постольку мы должны ожидать подобнаго же различія между послѣдствіями. Исходя изъ этого положенія, мы можемъ установить соціальные типы самоубійствъ не путемъ непосредственной классификаціи, опирающейся на предварительное описаніе ихъ характерныхъ особенностей, а классифицируя самыя причины, вызывающія ихъ. Не касаясь вопроса, почему онѣ различаются однѣ отъ другихъ, мы прежде всего изслѣдуемъ, каковы тѣ соціальныя условія, отъ которыхъ онѣ зависятъ. Затѣмъ мы сгруппируемъ условія по ихъ сходству и различію въ отдѣльные классы и можемъ быть тогда увѣренными въ томъ, что каждый такой классъ будетъ соотвѣтствовать опредѣленному типу самоубійствъ. Однимъ словомъ, наша классификація будетъ этіологической, вмѣсто того, чтобы быть только морфологической. Подобный результатъ въ качественномъ отношеніи нисколько не ниже, такъ какъ мы можемъ гораздо глубже проникнуть въ природу явленія въ томъ случаѣ, если намъ извѣстна его причина, чѣмъ въ томъ случаѣ, если извѣстны только его признаки, хотя бы и самые существенные.
Правда, у этого метода есть тотъ недостатокъ, что онъ постулируетъ различіе типовъ, не описывая ихъ непосредственно; онъ можетъ опредѣлить самый фактъ существованія типовъ, число ихъ, но не характерные ихъ признаки. Къ счастію, у насъ есть способъ, который можетъ помочь намъ хотя бы до нѣкоторой степени пополнить этотъ пробѣлъ. Если намъ извѣстна природа причинъ, производящихъ то или иное явленіе, то легко умозаключить о природѣ послѣдствій, которыя, такимъ образомъ, сразу будутъ характеризованы и классифицированы именно тѣмъ, что мы сведемъ ихъ къ ихъ источникамъ.
Правда, если бы эта дедукція не руководилась фактами, то она могла бы привести къ совершенно фантастическимъ
