шило бы на нѣсколько единицъ годовой итогъ этихъ явленій, но подлежитъ большому сомнѣнію, чтобы оно могло измѣнить соціальный процентъ преступленій и самоубійствъ. Интенсивность коллективной наклонности осталась бы той же, такъ какъ моральный уровень соціальныхъ группъ отъ этого не измѣнился бы. Если принять во вниманіе тѣ проблематичные и, во всякомъ случаѣ, очень слабые результаты, которые могла бы имѣть эта мѣра, и тѣ значительныя неудобства, которыя повлекло бы за собой уничтоженіе всякой судебной гласности, то вполнѣ понятно будетъ, что въ данномъ случаѣ законодатель долженъ отнестись къ данному совѣту спеціалистовъ съ большимъ сомнѣніемъ. Въ дѣйствительности, если что и можетъ повліять на развитіе самоубійствъ или уголовной преступности, такъ не то, что о нихъ вообще говорятъ, а то, какъ о нихъ говорятъ. Тамъ, гдѣ эти акты находятъ себѣ полное осужденіе, вызываемое ими чувство отражается на самихъ отчетахъ о нихъ, и путемъ такого внушенія индивидуальное предрасположеніе скорѣе нейтрализуется и обезвреживается, нежели поощряется. Наоборотъ, когда общество въ моральномъ отношеніи лишено всякой опоры, состояніе неувѣренности, въ которомъ оно находится, внушаетъ ему нѣкоторую снисходительность къ безнравственнымъ поступкамъ; снисходительность эта невольно выражается каждый разъ, когда говорятъ о нихъ, и тѣмъ самымъ сглаживаетъ границу между дозволеннымъ и недозволеннымъ. Тогда, дѣйствительно, приходится опасаться каждаго дурного примѣра не потому, что онъ опасенъ, какъ таковой, а потому, что терпимость или общественный индифферентизмъ пріуменьшаютъ то чувство отвращенія, которое онъ бы долженъ былъ вызывать.
Но эта глава съ особенной ясностью показываетъ, какъ мало обоснована теорія, дѣлающая подражаніе важнымъ источникомъ всей коллективной жизни. Нѣтъ явленія, болѣе легко передаваемаго путемъ зараженія, чѣмъ самоубійство, а между тѣмъ мы только что видѣли, что эта
