Но существуетъ причина гораздо болѣе общаго характера, которая объясняетъ, почему результаты подражанія не отражаются на статистическихъ цифрахъ. Дѣло въ томъ, что предоставленное только самому себѣ, ограниченное только своими собственными силами, подражаніе не можетъ имѣть для самоубійства никакого значенія. У взрослаго человѣка, за очень небольшимъ количествомъ случаевъ болѣе или менѣе абсолютнаго моноидеизма, мысль о какомъ-либо дѣйствіи не служитъ достаточнымъ основаніемъ для того, чтобы вызвать отвѣчающій ей поступокъ, если только тотъ индивидъ, въ голову котораго пришла данная мысль, самъ по себѣ не чувствуетъ особаго предрасположенія къ соотвѣтственному акту. „Я всегда замѣчалъ“, говоритъ Морель, „что какъ бы ни было велико вліяніе, оказываемое подражаніемъ, но одного впечатлѣнія, произведеннаго разсказомъ или чтеніемъ о какомъ-нибудь выдающемся преступленіи, еще недостаточно для того, чтобы вполнѣ здоровыхъ умственно людей толкнуть на подобный же поступокъ“[1]. Точно также докторъ Paul Moreau de Tours полагаетъ, что заразительная сила самоубійства оказываетъ воздѣйствіе[2] только на людей, сильно къ нему предрасположенныхъ. Правда, по его мнѣнію, это предрасположеніе по существу своему зависитъ отъ органическихъ причинъ; поэтому ему было бы довольно трудно объяснить нѣкоторые случаи, которымъ нельзя приписать такого происхожденія, если не допустить невѣроятной и почти чудесной комбинаціи условій. Какъ можно повѣрить тому, что 15 инвалидовъ, о которыхъ мы уже говорили, были всѣ подвержены нервному вырожденію? То-же самое можно сказать о фактахъ зараженія, такъ часто наблюдаемыхъ въ арміи или въ тюрмахъ. Но эти факты дѣлаются легко объяснимыми, какъ только мы признаемъ, что наклонность къ самоубійству можетъ зародиться подъ вліяніемъ соціальной среды, въ которую попалъ индивидъ.
