словоупотребленіе. Но нельзя не признать, что въ данномъ случаѣ оно было бы въ особенности произвольнымъ и могло бы стать только источникомъ путаницы, ибо здѣсь слово совершенно лишается своего обычнаго значенія. Вмѣсто „подражанія“ тутъ было бы умѣстнѣе говорить о „созиданіи“ въ виду того, что при данномъ сочетаніи силъ получается нѣчто новое. Для нашего интеллекта—это единственный способъ что-либо создать.
Могутъ на это возразить, что подобное творчество ограничивается только тѣмъ, что увеличиваетъ интенсивность начальнаго состоянія нашего сознанія. Но, во-первыхъ, всякое количественное измѣненіе есть все же внесеніе чего-то новаго; а во-вторыхъ, количество вещей не можетъ измѣняться безъ того, чтобы отъ этого не перемѣнилось и ихъ качество; какое-либо чувство, становясь вдвое или втрое сильнѣе, совершенно измѣняетъ свою природу. Вѣдь та сила, съ которой собравшіеся вмѣстѣ люди взаимно вліяютъ другъ на друга, можетъ зачастую превратить безобидныхъ гражданъ въ отвратительное чудовище. Поистинѣ, странное „подражаніе“, разъ оно производитъ подобнаго рода превращеніе! Если въ наукѣ пользуются такою неточною терминологіею для обозначенія этого явленія, то это происходитъ, безъ сомнѣнія, потому, что исходятъ изъ смутнаго представленія, будто каждое индивидуальное чувство есть какъ бы копія чувствъ другого человѣка. Но на самомъ дѣлѣ не существуетъ ни образцовъ, ни копій. Мы имѣемъ здѣсь сліяніе, проникновеніе нѣкотораго числа состояній даннаго сознанія вглубь другого, отличающагося отъ нихъ: это будетъ новое коллективное состояніе сознанія.
Конечно, не было бы никакой неточности, если бы подражаніемъ стали называть причину, производящую это состояніе, если бы всегда дѣлалось допущеніе, что подобное настроеніе духа внушено толпѣ какимъ-нибудь вожакомъ, но—помимо того, что это утвержденіе рѣшительно ничѣмъ не обосновано и находится въ полномъ противо-
