самые признаки. Во время эпидемій, о которыхъ будетъ говориться ниже, обыкновенно наблюдается, что различные случаи самоубійствъ имѣютъ между собой самое поразительное сходство, можно сказать, являются копіею одинъ другого. Всѣмъ извѣстенъ разсказъ о пятнадцати инвалидахъ, которые въ 1772 году одинъ за другимъ за короткое время повѣсились на одномъ и томъ же крюкѣ въ темномъ корридорѣ: какъ только крюкъ былъ снятъ, эпидемія прекратилась. То же самое было въ булонскомъ лагерѣ; одинъ солдатъ застрѣлился въ часовой будкѣ; черезъ нѣсколько дней у него оказались послѣдователи, которые покончили съ собой въ той же будкѣ; какъ только ее сожгли, эпидемія прекратилась. Во всѣхъ этихъ случаяхъ преобладающее вліяніе навязчивости идей очевидно, поскольку самоубійство прекращается, какъ только исчезаетъ матеріальный предметъ, вызывающій эту идею. Поэтому, если самоубійства, явно вытекающія одно изъ другого, повидимому, совершаются по одинаковому образцу, то вполнѣ законно будетъ приписать ихъ именно этой причинѣ, тѣмъ болѣе, что она должна имѣть свой maximum въ тѣхъ семьяхъ, о которыхъ мы выше говорили,—въ семьяхъ, гдѣ все способствуетъ усиленію дѣйствія этого фактора.
Къ тому же, многіе люди сами чувствуютъ, что, поступая такъ же, какъ ихъ родители, они поддаются заразительной силѣ примѣра. Такой случай наблюдалъ Esquirol: „Самый младшій братъ, лѣтъ 26—27, впалъ въ меланхолію и бросился внизъ съ крыши дома; второй братъ, который ухаживалъ за нимъ послѣ этого паденія, обвинялъ себя въ его смерти, нѣсколько разъ пытался покончить съ собой и черезъ годъ умеръ отъ послѣдствій длительнаго, многократнаго голоданія; четвертый братъ, врачъ по профессіи, два года тому назадъ съ отчаяньемъ увѣрявшій меня, что и ему не избѣжать этой участи, тоже лишаетъ себя жизни“[1]. Moreau приводитъ слѣдующій случай: одинъ умалишен-
- ↑ Lisle, op. cit.
