подразумѣется каждая группа индивидовъ, имѣющихъ болѣе или менѣе общіе признаки, передаваемые по наслѣдству; вопросъ же о происхожденіи этихъ признаковъ въ данный моментъ лучше оставить въ сторонѣ“. Broca высказывается по этому вопросу почти въ тѣхъ же выраженіяхъ: „Что же касается до разновидностей, существующихъ въ человѣческомъ родѣ“, говоритъ онъ, „то онѣ получили названіе расъ, что даетъ поводъ думать о болѣе или менѣе прямомъ родствѣ индивидовъ одной и той же разновидности, но не рѣшаетъ ни въ утвердительномъ, ни въ отрицательномъ смыслѣ вопроса о родствѣ между индивидами разныхъ разновидностей“[1].
Поставленная въ этой формѣ проблема о возникновеніи расъ становится разрѣшимой, но самое слово берется здѣсь въ настолько широкомъ смыслѣ, что дѣлается совершенно неопредѣленнымъ; оно обозначаетъ уже не только наиболѣе общія развѣтвленія человѣческаго вида, естественныя и относительно неизмѣнныя подраздѣленія человѣчества, но типы всякаго рода. Съ этой точки зрѣнія, каждая группа народовъ, члены которой, въ силу тѣсныхъ отношеній, соединявшихъ ихъ на протяженіи вѣковъ, являютъ частью уже наслѣдственное сходство, могла бы составлять расу. Въ этомъ смыслѣ говорятъ иногда о латинской, англо-саксонской расѣ и т. д. Можно даже сказать, что только въ такой формѣ расы могутъ быть разсматриваемы какъ живые и конкретные факторы историческаго развитія. Въ общей смѣси народовъ, въ горнилѣ исторіи, великія, основныя и первоначальныя расы настолько смѣшались между собою, что почти совершенно потеряли свою индивидуальность: „Если онѣ не исчезли совершенно съ лица земли, то отъ нихъ остались только очень смутныя очертанія, отдѣльные штрихи, которые соединяются между собою въ настолько несовершенной формѣ, что уже не образуютъ больше никакой характерной физіономіи[2]. Типъ человѣка, который
