Кабы не сенатъ, раззорилъ бы въ конецъ. Итакъ 8.000 убытку понесли; а съ кого ихъ теперь искать, одному Богу извѣстно.
— Ну да и ему будетъ не медъ, если дѣло кончится въ вашу пользу?
— Какой тутъ медъ-съ, человѣкъ билъ на отчаянность. Дескать, авось моя вывезетъ! А тутъ какъ совсѣмъ напротивъ, такъ одно полагаю, его электричество ударитъ.“
Въ это время за окномъ послышался топотъ копытъ.
— Я и забылъ, Иванъ Николаевичъ, поблагодарить васъ за лошадь и кабріолетку.
— Помилуйте, съ нашимъ удовольствіемъ, во всякое время. Староста нарядилъ съ вами своего парнишку и лошадь свою запрегъ. Ужь учуяли, зачѣмъ вы пожаловали; теперь по всей деревнѣ толки промежь себя идутъ. Главное сильно боятся насъ, чтобы мы не вошли въ это дѣло, — не сняли вашей земли дороже ихняго. Помилуйте, можемъ ли мы изъ за-такой малости, изъ за какихъ-либо 100 р. въ годъ хлопотать. Намъ Богъ съ ними, коли имъ такое счастіе выходитъ. А мы вотъ васъ о своемъ-то дѣлѣ, такъ точно что будемъ покорнѣйше просить. Вотъ чтобъ отъ водочной-то продажи защитить мельницу. Истинно докладываю, что ужь намъ лучше отъ дѣла отказаться. Тутъ доложу вамъ, такая пойдетъ эмансипація, на чистоту-съ.
— Да я зачѣмъ же пріѣхалъ? Чтó же вы меня упрашиваете о дѣлѣ, которое меня еще болѣе интересуетъ чѣмъ васъ?
— Да я, признаться, затѣмъ и поторопился захватитъ васъ. Сдѣлайте милость, похлопочите. Желаю вамъ добраго пути и счастливаго окончанія.
Мягкое и вмѣстѣ освѣжительное дыханіе яркаго утра обдало меня, когда я переступилъ порогъ, чтобъ усѣсться въ кабріолеткѣ рядомъ съ ожидавшимъ меня въ новой черной свиткѣ парнишкой старосты. Какое утро! какой дубовый лѣсъ, какой прудъ и убѣгающіе рѣчные повороты и эта мельница, потонувшая въ зелени приводныхъ ивъ! Но некогда, некогда! Пора, пора! И я круто заворотилъ сытую вороную лошадь на дорогу ведущую къ броду. „Вы ее, батюшка, кнутомъ-то хорошенько проберите, а то она лѣнива,“ кричалъ мнѣ вслѣдъ стоявшій у крыльца старикъ староста. Выбравшись за мельницей на большую дорогу, я передалъ мальчику вожжи и
