странствующіе – трубачи Нѣмцы. На мой вопросъ, какіе они уроженцы — они объявили себя Пруссаками. Вспомнивъ, что у меня гостятъ въ настоящую минуту дѣти, я тотчасъ же рѣшился угостить ихъ нежданною серенадой и послалъ хоръ въ садъ къ балкону. Хоръ равно какъ и выборъ пьесъ оказались прекрасными. Дѣти торжествовали. Нечего говорить, что при первомъ взрывѣ громкихъ аккордовъ мѣдныхъ инструментовъ – рабочіе толпой бросились къ дому, съ выраженіемъ полнаго удовольствія на лицахъ. Во время довольно продолжительной серенады, лошади артистовъ успѣли перехватить сѣнца. Вслѣдъ за тѣмъ сами они не безъ аппетиту закусили на балконѣ и сыгравъ на прощаніе двѣ, три піесы, не въ счетъ вознагражденія, уѣхали. Казалось и артисты и слушатели разстались совершенно довольные другъ другомъ. Каково же было мое удивленіе, когда къ вечеру того же дня я узналъ, что весь народъ въ смущеніи отъ нашей общей недогадливости и оплошности, дозволившихъ намъ упустить случай перехватать Поляковъ, переодѣтыхъ музыкантами. Вотъ нѣсколько чертъ общаго настроенія умовъ.
Брань и побои признаки грубости, но въ большей части случаевъ это только признаки безсилія. Если, въ извѣстной средѣ, личности не ограждены положительными и строгими законами отъ чужаго произвола, то всѣ голословныя регламентаціи противъ ругательствъ и побоевъ, останутся пустыми фразами. Законъ, подъ опасеніемъ штрафа, запретитъ брань и побои, а люди за его стѣною, ругаются и дерутся полюбовно. Да чтó же имъ остается дѣлать? Каждый считаетъ себя правымъ, а разсудить ихъ некому и пошла потасовка. Ясно, что блаженной памяти крѣпостныя отношенія, гдѣ каждый былъ единовременно истцомъ и судьею, были родимымъ гнѣздомъ потасовки. Самыя тѣлесныя наказанія въ этой средѣ не имѣли никакого права на почетный титулѣ наказаній, а по сущности дѣла оставалась тѣми же потасовками. Какое же наказаніе безъ суда? Съ отмѣною крѣпостной зависимости законъ воспретилъ и самоуправныя потасовки, но въ первое время перемѣнено было только глав-
