А въ лѣсу между тѣмъ уже звучали встрѣчающіе солнце голоса; зеленая глушь вся пронизана утренними лучами; грудь человѣческая жадно впиваетъ могучій воздухъ лѣса, опьяняющій, сильный смоляной запахъ сосны, и дышетъ свободно и широко. Съ открытыхъ лѣсныхъ лужаекъ пахнетъ цвѣтами и травами, на маленькихъ лѣсныхъ озеркахъ покоятся пышные бѣлые цвѣты, на широкихъ, тонко-изящныхъ листьяхъ, которые какъ нарисованные колыхаются на утренней водѣ. Жужжатъ столбы комаровъ, сверкаетъ на листѣ золотая муха, сердито отмахивается косматою головой отъ паутовъ смирный конь, переступая черезъ корни тропинокъ. Лѣсные ключи холодною, чистою водой журчатъ по пути, и съ молитвой и крестомъ припадаютъ очередные, опираясь на колья, къ водѣ или пьютъ изъ подвѣшенныхъ на вѣтвяхъ невѣдомо кѣмъ берестянокъ. Но вотъ стали, вотъ зазвенѣли топоры — рубятъ просѣку, и самъ Иванъ Мартьянычъ крѣпкою рукой берется за топоръ, и врѣзывая его въ мягкую древесину, валитъ дерева по пути. И каждый разъ какъ врѣжетъ топоръ, что-то здоровымъ ударомъ дрогнетъ въ немъ самомъ, и опять съ большею силою сверкнетъ топоръ. А вотъ одна смѣна отдыхаетъ, разсѣлась по пнямъ, и кое-кто покуриваетъ трубочки; идетъ разговоръ. Мальчишки съ веселымъ крикомъ тащутъ цѣпь, ставятъ колья.
А вотъ пустынные сѣнокосы среди лѣсу, на которые проѣхать можно только зимой. Съ припасами, цѣлыми семьями переселяются на цѣлыя недѣли сюда косцы и кочуютъ съ поляны на поляну. Сваливаютъ горы сѣна, навѣваютъ на жерди, складываютъ въ деревянныя сѣновалки на мѣстѣ и расходятся по домамъ, иногда и не за одинъ десятокъ верстъ.
Однажды, по размѣренію генеральнаго плана, землемѣръ заявилъ что если рубить по данному направленію все прямо, то черезъ нѣсколько десятковъ саженъ будетъ столбъ и яма, которыхъ теперь совсѣмъ не видно, ставленные восемьдесятъ лѣтъ назадъ. Всѣ крестьяне заинтересовались, вѣрно ли говорить онъ — и топоры зазвенѣли. Зеленыя вѣтви, вздрагивая какъ бы нервною дрожью, вдругъ падали, обдавая рабочихъ свѣжими каплями росы. Чѣмъ дальше рубили, тѣмъ глушь становилась непроходнѣе, тѣмъ чаще кругомъ обступали стволы деревъ и частые кусты.
— А вѣдь здѣсь никто изъ васъ, поди, не бывалъ? замѣтилъ Иванъ Мартьянычъ.
