— Какъ же это ты нашелъ конную дорогу по хлѣбу?
— Батюшка, позвольте мнѣ вашего кнутика, обратился ко мнѣ старикъ.
— На что тебѣ?
— Да одолжите на одну минуту.
Не понимая въ чемъ дѣло, я передалъ старику арапникъ. Въ то же мгновеніе молодой парень въ бѣлой рубахѣ, упалъ на колѣни и пополозъ ко мнѣ, а старикъ началъ его преусердно хлестать по спинѣ, приговаривая:
— Это сынъ мой, батюшка!... Я изъ-за тебя подлеца самъ душою покривилъ на старости лѣтъ. Какъ вижу что онъ поѣхалъ по хлѣбамъ, и я дѣлать нечего побѣжалъ, хоть въ П-хъ перенять его. Вотъ тебѣ наука: во всю жизнь не забудешь отцовскаго наставленія. И не проси милости.
Я уже вынужденъ былъ укротить пылъ расходившагося не въ шутку старика. Въ это время, преслѣдуемый издали ревущею барщиной, прикащикъ добѣжалъ до меня съ воплями, что разбойники хотятъ его убить и не отдаютъ убѣжавшаго жеребца.
— Что за вздоръ ты говоришь, перебилъ я его возгласы. — Что за чепуха тамъ у васъ творится? обратился я къ старику.
— Да все съ глупаго знать разума, отвѣчалъ старикъ. А между тѣмъ, я быстрыми шагами пошелъ на встрѣчу бѣжавшей по овсу толпѣ. Оба мужика и прикащикъ не подалеку слѣдовали за мною. Увидѣвъ меня, несущаяся фаланга тотчасъ же заколебалась, и оборотясь назадъ, медленно пошла на свою межу. Только человѣкъ десять лѣваго фланга стоявшихъ не на овсѣ, а на лугу, сбились въ кучу на дорогѣ и отступали такъ медленно, что я могъ ихъ догнать.
— Что вы тутъ дѣлаете?
— Да мы такъ. Да нашего парня изловили. Да мы ничего. Мы значитъ, только такъ, значитъ, послышалось изъ толпы.
— Развѣ вашего парня обижали или били? Развѣ вы судьи въ своемъ дѣлѣ? Развѣ можно оравой бѣгать по чужому хлѣбу? Отчего же вы не даете жеребца?
— Да все, батюшка, сдуру, перебилъ меня шедшій за мною старикъ. — И уйдутъ всѣ и сейчасъ сами поймаемъ и приведемъ жеребца.
