зная какъ всѣ дѣла у насъ дѣлаются, я никакъ не могъ успокоиться въ Москвѣ, и распечатывалъ каждое письмо прикащика не безъ замиранія сердца. Предчувствіе не обмануло меня. Въ началѣ февраля я получилъ довольно лаконическое извѣщеніе, что ничего изъ приказанного не дѣлается, что столяровъ нанято трое и они уже напилили брусьевь и фанеръ для дверей, но ясень оказался сырой и всю заготовку порвало въ щепки. Молотилка и вѣялка должны были скоро быть готовы къ отправленію, и г. Вильсонъ, у котораго, сверхъ полной стоимости машинъ, оставалось въ конторѣ 20 р. сер. моихъ денегъ, совершенно успокоилъ меня насчетъ скорой ихъ отправки, а равно насчетъ присылки въ маѣ машиниста, который долженъ по условію установить машины на мѣстѣ и пустить ихъ въ ходъ, получая у меня по 75 коп. въ день харчевыхъ. Кромѣ того, я обязался отправить его на мой счетъ въ Москву. На другой день по полученіи роковаго письма, худыя почтовыя лошади валяли меня съ боку на бокъ по невообразимымъ ухабамъ московско-харьковскаго шоссе, и черезъ трое сутокъ, я прибылъ домой. Оказалось, что прикащикъ ничего не преувеличилъ въ своемъ письмѣ. Я засталъ столяровъ граціозно полирующихъ присланную изъ Москвы мебель, а за ними груды потрескавшагося ясеня. Строительный матеріялъ не только не привезенъ, во даже и не купленъ. Дороги адскія. Ни плотниковъ, ни кровельщиковъ нѣтъ, а между тѣмъ надо сейчасъ снимать крышу, передѣлывать стропилы и крыть желѣзомъ.
Какъ? и это все въ февралѣ? — Да что жь дѣлать? Съ крышей, при усердной работѣ, надо провозиться мѣсяцъ, а въ мартѣ пойдутъ весенніе дожди, потолокъ протечетъ, и вся привозная мебель должна погибнуть. Оставить же дѣло до іюня значитъ обречь себя на столпотвореніе въ продолженіе всего лѣта. Во время полевыхъ работъ нужно жить дома, а какъ жить въ немъ, когда крыша и двери сняты, стѣны и потолки штукатурятся, а полы выломаны? Дополняя картину неустройства, я долженъ прибавить, что единственно спасительная мѣра перевозки хлѣба къ Ш*** и соломы обратно отъ него ко мнѣ, оказалась на практикѣ весьма неудобною. При значительной раструскѣ дорогой мелкаго и крупнаго корма, двойная перевозка до того была обременительна для лошадей, что я засталъ вообще всю
