Извѣстіе о назначеніи Кутузова было встрѣчено во всей Россіи съ невыразимымъ восторгомъ. Самъ онъ, непосредственно послѣ аудіенціи у Государя, отправился въ Казанскій соборъ, здѣсь снялъ съ себя всѣ украшенія и долго молился Богу и до самаго своего отъѣзда изъ Петербурга ежедневно дѣлалъ то же самое въ этомъ же соборѣ и въ другихъ церквахъ. 8 же августа, вечеромъ, Кутузовъ, въ кругу своихъ родныхъ, говорилъ, что «услышалъ повелѣніе Государя съ христіанскимъ смиреніемъ, но безъ робости, какъ призваніе свыше»; когда же одинъ изъ родственниковъ спросилъ его: «Неужели вы надѣетесь разбить Наполеона?»—Кутузовъ отвѣчалъ: «разбить? Нѣтъ, а обмануть—надѣюсь». Самъ Наполеонъ, узнавъ о томъ, что противъ него выступаетъ Кутузовъ, назвалъ его: «le vieux renard du Nord». «Постараюсь доказать великому полководцу, что онъ правъ», замѣтилъ Кутузовъ, когда ему сдѣлался извѣстнымъ этотъ отзывъ.
Передъ отъѣздомъ изъ Петербурга Кутузовъ письменно благодарилъ петербургскихъ дворянъ, которые его избрали «единомысленно къ начальству надъ ними» и попрощался съ ними. Наканунѣ отъѣзда протоіерей Казанскаго собора поднесъ ему крестъ и икону Казанской Божіей Матери. 11 августа провожать отъѣзжавшаго Кутузова собрались не только его родственники и знакомые, но и цѣлыя толпы народа, которыя желали ему счастливаго пути и провожали его восклицаніями: «спаси насъ! побей супостата!» Кутузовъ поклонился народу, простился со всѣми и выѣхалъ изъ Петербурга. Дальнѣйшій переѣздъ его къ арміи имѣлъ видъ непрерывнаго торжественнаго шествія; жители городовъ и селеній стекались на дорогу, по которой онъ проѣзжалъ; многіе, привѣтствуя его, становились на колѣни. Чувствовалась какая то стихійная сила въ этомъ подъемѣ духа великаго народа, предвѣщавшая успѣхъ въ борьбѣ за Вѣру, Царя и Отечество.
На пути Кутузовъ встрѣтилъ возвращавшагося изъ арміи въ Петербургъ генерала Беннигсена, далеко не безупречнаго въ своихъ отношеніяхъ къ нему,—зная его недостатки и достоинства и отдавая предпочтеніе послѣднимъ, Кутузовъ объявилъ ему Высочайшее повелѣніе—возвратиться въ армію; затѣмъ они поѣхали вмѣстѣ въ одной каретѣ.
15 августа Кутузовъ прибылъ въ Вышній Волочокъ и здѣсь узналъ отъ земскаго исправника, что недалеко отъ Вязьмы уже находятся непріятельскіе разъѣзды. Въ виду этого онъ направился къ Смоленску, но 16, проѣхавъ Торжокъ, узналъ, что Смоленскъ уже взятъ французами. Тогда онъ продолжалъ путь на Гжатскъ, близъ котораго, 17 августа, узналъ отъ выѣхавшихъ къ нему навстрѣчу изъ арміи должностныхъ лицъ, что обѣ наши арміи отступаютъ отъ Вязьмы къ Цареву Займищу. Тутъ же онъ былъ встрѣченъ множествомъ мѣстныхъ жителей, которые остановили экипажъ, выпрягли лошадей и довезли его сами до приготовленнаго для него дома. Въ Гжатскѣ оказались офицеры квартирмейстерской части, высланные для обозрѣнія позицій по пути на Москву. «Не нужно намъ позади арміи никакихъ позицій; мы и безъ того уже слишкомъ далеко отступили», сказалъ Кутузовъ и приказалъ этимъ офицерамъ возвратиться въ армію. Здѣсь же, увидѣвъ первый встрѣтившійся ему полкъ, онъ сказалъ: «Боже мой! кто бы могъ меня увѣрить въ томъ, чтобъ когда либо врагъ нашъ могъ сражаться на штыкахъ съ такими молодцами, какъ вы, братцы». Изъ Гжатска Кутузовъ отправился въ Царево Займище, гдѣ находилась главная квартира обѣихъ армій; прибывъ туда, онъ принялъ почетный караулъ и сказалъ при этомъ, какъ будто про себя, но довольно громко: «Ну, какъ можно отступать съ такими молодцами»! Солдаты ободрились; всю армію облетѣло слово: «Пріѣхалъ Кутузовъ бить французовъ»; по всей Россіи разнеслась вѣсть, что въ моментъ появленія Кутузова» предъ арміей надъ головою его вознесся огромный орелъ и сопровождалъ его при объѣздѣ войскъ. Въ нѣсколько часовъ совершилось то, чего никакъ нельзя было достичь до этого момента въ теченіе двухъ мѣсяцевъ: армія составляла съ своимъ вождемъ одно цѣлое и готова была идти за нимъ куда угодно, безъ ропота и безъ сомнѣній.
Прежде всего необходимо было установить необходимый порядокъ въ высшемъ управленіи соединенными арміями. Начальникомъ главнаго штаба при Кутузовѣ былъ назначенъ Беннигсенъ, а генералъ-квартирмейстеромъ генералъ-маіоръ Вистицкій—какъ бы въ видѣ уступки Барклаю,—послѣдній, впрочемъ, совер-
Известие о назначении Кутузова было встречено во всей России с невыразимым восторгом. Сам он, непосредственно после аудиенции у Государя, отправился в Казанский собор, здесь снял с себя все украшения и долго молился Богу и до самого своего отъезда из Петербурга ежедневно делал то же самое в этом же соборе и в других церквах. 8 же августа, вечером, Кутузов, в кругу своих родных, говорил, что «услышал повеление Государя с христианским смирением, но без робости, как призвание свыше»; когда же один из родственников спросил его: «Неужели вы надеетесь разбить Наполеона?» — Кутузов отвечал: «разбить? Нет, а обмануть — надеюсь». Сам Наполеон, узнав о том, что против него выступает Кутузов, назвал его: «le vieux renard du Nord». «Постараюсь доказать великому полководцу, что он прав», заметил Кутузов, когда ему сделался известным этот отзыв.
Перед отъездом из Петербурга Кутузов письменно благодарил петербургских дворян, которые его избрали «единомысленно к начальству над ними» и попрощался с ними. Накануне отъезда протоиерей Казанского собора поднёс ему крест и икону Казанской Божией Матери. 11 августа провожать отъезжавшего Кутузова собрались не только его родственники и знакомые, но и целые толпы народа, которые желали ему счастливого пути и провожали его восклицаниями: «спаси нас! побей супостата!» Кутузов поклонился народу, простился со всеми и выехал из Петербурга. Дальнейший переезд его к армии имел вид непрерывного торжественного шествия; жители городов и селений стекались на дорогу, по которой он проезжал; многие, приветствуя его, становились на колени. Чувствовалась какая-то стихийная сила в этом подъёме духа великого народа, предвещавшая успех в борьбе за Веру, Царя и Отечество.
На пути Кутузов встретил возвращавшегося из армии в Петербург генерала Беннигсена, далеко не безупречного в своих отношениях к нему, — зная его недостатки и достоинства и отдавая предпочтение последним, Кутузов объявил ему Высочайшее повеление — возвратиться в армию; затем они поехали вместе в одной карете.
15 августа Кутузов прибыл в Вышний Волочок и здесь узнал от земского исправника, что недалеко от Вязьмы уже находятся неприятельские разъезды. Ввиду этого он направился к Смоленску, но 16, проехав Торжок, узнал, что Смоленск уже взят французами. Тогда он продолжал путь на Гжатск, близ которого, 17 августа, узнал от выехавших к нему навстречу из армии должностных лиц, что обе наши армии отступают от Вязьмы к Царёву Займищу. Тут же он был встречен множеством местных жителей, которые остановили экипаж, выпрягли лошадей и довезли его сами до приготовленного для него дома. В Гжатске оказались офицеры квартирмейстерской части, высланные для обозрения позиций по пути на Москву. «Не нужно нам позади армии никаких позиций; мы и без того уже слишком далеко отступили», сказал Кутузов и приказал этим офицерам возвратиться в армию. Здесь же, увидев первый встретившийся ему полк, он сказал: «Боже мой! кто бы мог меня уверить в том, чтоб когда либо враг наш мог сражаться на штыках с такими молодцами, как вы, братцы». Из Гжатска Кутузов отправился в Царёво Займище, где находилась главная квартира обеих армий; прибыв туда, он принял почётный караул и сказал при этом, как будто про себя, но довольно громко: «Ну, как можно отступать с такими молодцами»! Солдаты ободрились; всю армию облетело слово: «Приехал Кутузов бить французов»; по всей России разнеслась весть, что в момент появления Кутузова» пред армией над головою его вознёсся огромный орёл и сопровождал его при объезде войск. В несколько часов совершилось то, чего никак нельзя было достичь до этого момента в течение двух месяцев: армия составляла с своим вождём одно целое и готова была идти за ним куда угодно, без ропота и без сомнений.
Прежде всего необходимо было установить необходимый порядок в высшем управлении соединёнными армиями. Начальником главного штаба при Кутузове был назначен Беннигсен, а генерал-квартирмейстером генерал-майор Вистицкий — как бы в виде уступки Барклаю, — последний, впрочем, совер-
