медъ-Эссадъ-эфенди, для личныхъ переговоровъ; Кутузовъ назначилъ для этой цѣли Фонтона. Порта соглашалась сначала уступить Россіи часть Бессарабіи до рр. Кундухъ и Быкъ, а затѣмъ всю Бессарабію, но Кутузовъ пока не имѣлъ права и не считалъ еще возможнымъ на это согласиться, а потому требовалъ сверхъ того и части Молдавіи до р. Серета. Въ это время положеніе Турціи, которая, въ довершеніе другихъ бѣдствій, не имѣла хлѣба для своей столицы, было критическое. Съ ея стороны, для веденія переговоровъ, были назначены уполномоченные, во главѣ коихъ стоялъ Гулибъ-эфенди, а со стороны Россіи—бывшій уже съ 1802 г. по 1806 г. посланникомъ въ Константинополѣ, тайн. совѣт. А. Я. Италинскій, генералъ-маіоръ И. Б. Сабанѣевъ и І. П. Фонтонъ. Назначеніе Сабанѣева объясняется тѣмъ, что Кутузовъ понималъ безусловную необходимость полнаго согласованія интересовъ политики и стратегіи.
13 октября турецкіе уполномоченные прибыли въ Журжу, гдѣ и открылись «конференціи» мирнаго конгресса, подъ неусыпнымъ наблюденіемъ и руководствомъ Кутузова. Представители Порты уступили уже было по главнымъ пунктамъ, соглашаясь даже признать границею р. Серетъ, а въ Константинополѣ правительство также склонялось къ требуемымъ уступкамъ; но французскій посланникъ, сообщивъ Портѣ, что Наполеонъ приказалъ уже своимъ многочисленнымъ войскамъ быть готовыми къ вторженію въ Россію, убѣждалъ турокъ запастись терпѣніемъ и дождаться недалекаго уже времени, когда Россія, принужденная къ оборонѣ, сама откажется отъ предъявляемыхъ ею Турціи требованій. Эти внушенія не прошли безслѣдно. Султанъ не согласился признать р. Серетъ границею Россіи и не нашелъ возможнымъ исполнить нѣкоторыя другія ея требованія. Старшій представитель Турціи заявилъ объ этомъ на конференціи 17 ноября, а 21 ноября предложилъ провести границу по р. Пруту до Фальчи, затѣмъ по прямой линіи до р. Кундухъ, и по лѣвому берегу этой рѣчки и озера Сасикъ къ Черному морю. Объ этомъ исходѣ переговоровъ было послано донесеніе въ Петербургъ, а засѣданія конгресса перенесены въ Букарештъ.
Между тѣмъ, окруженная турецкая армія быстро таяла; несчастнымъ остаткамъ этой арміи, не имѣвшимъ ни боевыхъ, ни продовольственныхъ припасовъ, угрожала полная гибель. Тогда Кутузовъ указалъ визирю, что онъ, во всякое время, легко могъ бы заставить его армію сдаться военноплѣнною; но, во избѣжаніе безполезнаго кровопролитія, предлагаетъ заключить безсрочное перемиріе и взять остатки турецкой арміи «на сохраненіе», такъ какъ иначе она вся перемретъ до послѣдняго человѣка. Пушки и оружіе также должны были быть взяты на сохраненіе, до разъясненія дальнѣйшихъ обстоятельствъ. Визирь, уступая роковой необходимости, 25 ноября подписалъ условіе о передачѣ его арміи «на сохраненіе» русскимъ и объ установленіи безсрочнаго перемирія. Турецкая армія сдалась; 3,000 больныхъ и раненыхъ изъ ея состава были перевезены на правый берегъ Дуная и переданы турецкимъ властямъ, а остальные обезоружены и размѣщены въ окрестностяхъ Малки; пушки и оружіе свезены въ Журжу. До окончательнаго устройства турокъ на попеченіи русскихъ военныхъ властей Кутузовъ посылалъ къ нимъ врачей съ медикаментами, хирурговъ для производства операцій и даже хлѣбъ, насколько это было возможно безъ ущерба для своихъ войскъ.
14 декабря Кутузовъ писалъ военному министру: «я смѣю себя ласкать надеждою, что армія турецкая, которая не столь важна по количеству составляющихъ ее людей, какъ по знатности чиновниковъ и корпусовъ, у насъ въ рукахъ имѣющихся, есть способъ дѣйствительнѣйшій къ миру, нежели нѣсколько набѣговъ, которые бы я могъ сдѣлать. Я началъ кампанію съ малыми способами и ничего не могъ отдавать на произволъ судьбы. Исчисленія мои, не столь смѣлыя, какъ заботливыя, смѣю я сказать, не могли быть, по крайней мѣрѣ, ошибочными, и были таковы, что непріятель не долженъ былъ возмочь сдѣлать шага отъ берега Дунайскаго». Указавъ затѣмъ на то, что ему приходилось оборонять линію Дуная на протяженіи 1,000 верстъ всего только съ четырьмя дивизіями, изъ коихъ у Рущука имѣлось лишь 19, а у Виддина—12 баталіоновъ, къ тому же еще ослабленныхъ болѣзнями, Кутузовъ продолжалъ: «признаюсь, когда бы имѣлъ я дѣло съ пред-
мед-Эссад-эфенди, для личных переговоров; Кутузов назначил для этой цели Фонтона. Порта соглашалась сначала уступить России часть Бессарабии до рр. Кундух и Бык, а затем всю Бессарабию, но Кутузов пока не имел права и не считал ещё возможным на это согласиться, а потому требовал сверх того и части Молдавии до р. Серета. В это время положение Турции, которая, в довершение других бедствий, не имела хлеба для своей столицы, было критическое. С её стороны, для ведения переговоров, были назначены уполномоченные, во главе коих стоял Гулиб-эфенди, а со стороны России — бывший уже с 1802 г. по 1806 г. посланником в Константинополе, тайн. совет. А. Я. Италинский, генерал-майор И. Б. Сабанеев и И. П. Фонтон. Назначение Сабанеева объясняется тем, что Кутузов понимал безусловную необходимость полного согласования интересов политики и стратегии.
13 октября турецкие уполномоченные прибыли в Журжу, где и открылись «конференции» мирного конгресса, под неусыпным наблюдением и руководством Кутузова. Представители Порты уступили уже было по главным пунктам, соглашаясь даже признать границею р. Серет, а в Константинополе правительство также склонялось к требуемым уступкам; но французский посланник, сообщив Порте, что Наполеон приказал уже своим многочисленным войскам быть готовыми к вторжению в Россию, убеждал турок запастись терпением и дождаться недалёкого уже времени, когда Россия, принуждённая к обороне, сама откажется от предъявляемых ею Турции требований. Эти внушения не прошли бесследно. Султан не согласился признать р. Серет границею России и не нашёл возможным исполнить некоторые другие её требования. Старший представитель Турции заявил об этом на конференции 17 ноября, а 21 ноября предложил провести границу по р. Пруту до Фальчи, затем по прямой линии до р. Кундух, и по левому берегу этой речки и озера Сасик к Чёрному морю. Об этом исходе переговоров было послано донесение в Петербург, а заседания конгресса перенесены в Букарешт.
Между тем, окружённая турецкая армия быстро таяла; несчастным остаткам этой армии, не имевшим ни боевых, ни продовольственных припасов, угрожала полная гибель. Тогда Кутузов указал визирю, что он, во всякое время, легко мог бы заставить его армию сдаться военнопленною; но, во избежание бесполезного кровопролития, предлагает заключить бессрочное перемирие и взять остатки турецкой армии «на сохранение», так как иначе она вся перемрёт до последнего человека. Пушки и оружие также должны были быть взяты на сохранение, до разъяснения дальнейших обстоятельств. Визирь, уступая роковой необходимости, 25 ноября подписал условие о передаче его армии «на сохранение» русским и об установлении бессрочного перемирия. Турецкая армия сдалась; 3,000 больных и раненых из её состава были перевезены на правый берег Дуная и переданы турецким властям, а остальные обезоружены и размещены в окрестностях Малки; пушки и оружие свезены в Журжу. До окончательного устройства турок на попечении русских военных властей Кутузов посылал к ним врачей с медикаментами, хирургов для производства операций и даже хлеб, насколько это было возможно без ущерба для своих войск.
14 декабря Кутузов писал военному министру: «я смею себя ласкать надеждою, что армия турецкая, которая не столь важна по количеству составляющих её людей, как по знатности чиновников и корпусов, у нас в руках имеющихся, есть способ действительнейший к миру, нежели несколько набегов, которые бы я мог сделать. Я начал кампанию с малыми способами и ничего не мог отдавать на произвол судьбы. Исчисления мои, не столь смелые, как заботливые, смею я сказать, не могли быть, по крайней мере, ошибочными, и были таковы, что неприятель не должен был возмочь сделать шага от берега Дунайского». Указав затем на то, что ему приходилось оборонять линию Дуная на протяжении 1,000 вёрст всего только с четырьмя дивизиями, из коих у Рущука имелось лишь 19, а у Виддина — 12 батальонов, к тому же ещё ослабленных болезнями, Кутузов продолжал: «признаюсь, когда бы имел я дело с пред-
