игнорировать прежнія заслуги Кутузова. Назначеніе его на должность литовскаго (виленскаго) военнаго губернатора состоялось 3 іюля 1809 года. Въ этомъ же мѣсяцѣ онъ и выѣхалъ изъ арміи, причемъ обнаружилось такое отношеніе къ нему войскъ, какое далеко не всегда выпадаетъ на долю отъѣзжающихъ начальниковъ: генералы и офицеры, за малыми исключеніями, сожалѣли объ его отъѣздѣ, а солдаты даже плакали.
Населеніе Вильны было очень довольно назначеніемъ извѣстнаго уже ему Кутузова, который хорошо зналъ поляковъ вообще и ополяченныхъ литовцевъ въ частности, умѣлъ обращаться съ ними и побуждать ихъ къ дѣйствіямъ, согласнымъ съ интересами Россіи, не теряя, въ то же время, ихъ любви и расположенія. Поляки, дурно относившіеся къ русскимъ вообще и къ талантливымъ русскимъ людямъ въ особенности, были въ восторгѣ отъ Кутузова и давали о немъ самые лучшіе отзывы; относительно же его ума были самаго высокаго мнѣнія и говорили: «O Kutuzow! to to Głowa!» (Кутузовъ, это голова). Такое отношеніе къ Кутузову управляемаго имъ населенія рельефно обнаружилось 15 марта 1811 года, когда жители Вильны проливали слезы и провожали благословеніями Кутузова, покидавшаго Вильну, чтобы отправиться снова къ Дунайской арміи и принять главное начальство надъ нею, вмѣсто графа Н. М. Каменскаго 2-го, впрочемъ, безъ отчисленія отъ должности виленскаго генералъ-губернатора; послѣдняя должность оставалась за нимъ до 17 апрѣля 1812 года—дѣйствительное ея исправленіе было имъ поручено генералъ-маіору князю И. С. Гургелову.
Назначеніе Кутузова главнокомандующимъ Дунайскою арміею было вызвано отчасти болѣзнью графа Каменскаго 2-го, главнымъ же образомъ предположеніемъ императора Александра назначить Каменскаго на болѣе важный постъ главнокомандующаго одной изъ западныхъ армій въ предстоявшей борьбѣ съ Наполеономъ. 7 марта Государь писалъ Каменскому: «Я далъ повелѣніе генералу Кутузову поспѣшить пріѣздомъ въ Букарестъ и принять командованіе Молдавской арміи. Вамъ же предписываю, сдавъ оную преемнику вашему, подъ видомъ слабости здоровья вашего… и извѣстя его подробно о всѣхъ моихъ намѣреніяхъ, отправиться, коль скоро возможно будетъ, въ Житомиръ, гдѣ получите вы отъ меня повелѣніе принять главное начальство надъ второю арміею»…
Кутузовъ, съ своей стороны, по случаю своего назначенія, писалъ военному министру 1 марта: «довѣренность Государя въ столь важномъ случаѣ заключаетъ въ себѣ все, что только льстить можетъ человѣка, хотя наименѣе честолюбиваго. Въ лѣтахъ менѣе престарѣлыхъ былъ бы я болѣе полезенъ. Случаи дали мнѣ познаніе той земли и непріятеля. Желаю, чтобы мои силы тѣлесныя, при исполненіи обязанностей моихъ, достаточно соотвѣтствовали главнѣйшему моему чувствованію».
Прибывъ въ Букарештъ, Кутузовъ, 1 апрѣля, вступилъ въ командованіе арміею. Это сильно подняло духъ нашихъ войскъ, нѣсколько «смущенныхъ» болѣзнью Каменскаго.
Обстановка, при которой Кутузовъ принялъ начальство надъ этою арміею, была весьма неблагопріятна: его предмѣстникъ располагалъ 137 баталіонами, 122 эскадронами, 27 казачьими полками, а съ частями артиллеріи и инженерныхъ войскъ имѣлъ до 78,000 строевыхъ нижнихъ чиновъ, не считая двинутой сюда же 10 пѣхотной дивизіи, и тѣмъ не менѣе не могъ вынудить турокъ къ заключенію мира, на подписаніе котораго ему была дана Государемъ полная мочь; въ виду предстоявшей борьбы съ Наполеономъ пять дивизій были выдѣлены изъ состава дунайской арміи и двинуты къ Днѣстру; въ распоряженіи Кутузова оставалось изъ прежнихъ лишь четыре дивизіи пѣхоты, а всего, считая же и другіе роды войскъ, едва ли болѣе 40,000—46,000 чел.; съ этими войсками онъ долженъ былъ выполнить ту задачу, которая оказалась не по силамъ Каменскому, или же оборонять Дунай на протяженіи чуть ли не 1000 верстъ, имѣя, къ тому, въ виду, что турки уже къ веснѣ 1811 года выставили 70,000 чел. и что эта армія могла еще увеличиваться.
При этихъ именно неблагопріятныхъ обстоятельствахъ лучше всего обнаруживается блестящій военный талантъ Кутузова: онъ отлично и издавна знакомъ былъ съ характеромъ и образомъ дѣйствій турокъ и не пренебрегалъ ими; располагая тѣми силами, кои находились у Каменскаго, онъ воспользовался бы готовымъ
игнорировать прежние заслуги Кутузова. Назначение его на должность литовского (виленского) военного губернатора состоялось 3 июля 1809 года. В этом же месяце он и выехал из армии, причём обнаружилось такое отношение к нему войск, какое далеко не всегда выпадает на долю отъезжающих начальников: генералы и офицеры, за малыми исключениями, сожалели о его отъезде, а солдаты даже плакали.
Население Вильны было очень довольно назначением известного уже ему Кутузова, который хорошо знал поляков вообще и ополяченных литовцев в частности, умел обращаться с ними и побуждать их к действиям, согласным с интересами России, не теряя, в то же время, их любви и расположения. Поляки, дурно относившиеся к русским вообще и к талантливым русским людям в особенности, были в восторге от Кутузова и давали о нём самые лучшие отзывы; относительно же его ума были самого высокого мнения и говорили: «O Kutuzow! to to Głowa!» (Кутузов, это голова). Такое отношение к Кутузову управляемого им населения рельефно обнаружилось 15 марта 1811 года, когда жители Вильны проливали слёзы и провожали благословениями Кутузова, покидавшего Вильну, чтобы отправиться снова к Дунайской армии и принять главное начальство над нею, вместо графа Н. М. Каменского 2-го, впрочем, без отчисления от должности виленского генерал-губернатора; последняя должность оставалась за ним до 17 апреля 1812 года — действительное её исправление было им поручено генерал-майору князю И. С. Гургелову.
Назначение Кутузова главнокомандующим Дунайскою армиею было вызвано отчасти болезнью графа Каменского 2-го, главным же образом предположением императора Александра назначить Каменского на более важный пост главнокомандующего одной из западных армий в предстоявшей борьбе с Наполеоном. 7 марта Государь писал Каменскому: «Я дал повеление генералу Кутузову поспешить приездом в Букарест и принять командование Молдавской армии. Вам же предписываю, сдав оную преемнику вашему, под видом слабости здоровья вашего… и известя его подробно о всех моих намерениях, отправиться, коль скоро возможно будет, в Житомир, где получите вы от меня повеление принять главное начальство над второю армиею»…
Кутузов, с своей стороны, по случаю своего назначения, писал военному министру 1 марта: «доверенность Государя в столь важном случае заключает в себе всё, что только льстить может человека, хотя наименее честолюбивого. В летах менее престарелых был бы я более полезен. Случаи дали мне познание той земли и неприятеля. Желаю, чтобы мои силы телесные, при исполнении обязанностей моих, достаточно соответствовали главнейшему моему чувствованию».
Прибыв в Букарешт, Кутузов, 1 апреля, вступил в командование армиею. Это сильно подняло дух наших войск, несколько «смущённых» болезнью Каменского.
Обстановка, при которой Кутузов принял начальство над этою армиею, была весьма неблагоприятна: его предместник располагал 137 батальонами, 122 эскадронами, 27 казачьими полками, а с частями артиллерии и инженерных войск имел до 78,000 строевых нижних чинов, не считая двинутой сюда же 10 пехотной дивизии, и тем не менее не мог вынудить турок к заключению мира, на подписание которого ему была дана Государем полная мочь; ввиду предстоявшей борьбы с Наполеоном пять дивизий были выделены из состава дунайской армии и двинуты к Днестру; в распоряжении Кутузова оставалось из прежних лишь четыре дивизии пехоты, а всего, считая же и другие роды войск, едва ли более 40,000—46,000 чел.; с этими войсками он должен был выполнить ту задачу, которая оказалась не по силам Каменскому, или же оборонять Дунай на протяжении чуть ли не 1000 вёрст, имея, к тому, в виду, что турки уже к весне 1811 года выставили 70,000 чел. и что эта армия могла ещё увеличиваться.
При этих именно неблагоприятных обстоятельствах лучше всего обнаруживается блестящий военный талант Кутузова: он отлично и издавна знаком был с характером и образом действий турок и не пренебрегал ими; располагая теми силами, кои находились у Каменского, он воспользовался бы готовым
