тора Франца для того, чтобы спасти русскую армію; чтобы дѣйствовать въ такихъ обстоятельствахъ сколько нибудь успѣшно—необходимы были и первоклассный военный талантъ, и большое гражданское мужество; въ эту операцію Кутузовъ и проявилъ и большой талантъ, и большое гражданское мужество.—Такъ или иначе, Кутузовъ вывелъ нашу армію изъ той западни, въ которой она очутилась благодаря подчиненію операцій нашихъ войскъ австрійскимъ политикамъ и стратегамъ. 10 (22) ноября соединенныя войска Кутузова и Буксгевдена отошли къ Ольшанамъ близъ Ольмюца; черезъ два дня подошла наша гвардія—тогда у Ольмюца всего было сосредоточено: 113½ баталіоновъ и 153 эскадрона (въ томъ числѣ 20½ бат. и 43 эск. австрійскихъ), или 70,000 пѣхоты и 16,000 конницы, итого 86,000 чел. Перевѣсъ въ силахъ перешелъ на сторону союзниковъ, такъ какъ въ этоже время у Наполеона на главномъ театрѣ было подъ рукою не болѣе 50,000 чел.; впрочемъ, онъ могъ въ три дня притянуть часть своихъ разбросанныхъ войскъ и усилиться до 73,000 чел. Австрійцы составляли пятую или четвертую часть всѣхъ силъ союзной арміи; по справедливости, они должны были бы отказаться отъ какого бы то ни было руководительства операціями. При русскихъ войскахъ находились три генерала нашей квартирмейстерской части (Сухтеленъ, Штейнгель и Герардъ),—эта отрасль военной организаціи до извѣстной степени соотвѣтствовала тому, что теперь генеральный штабъ,—но генералъ-квартирмейстеромъ всѣхъ русско-австрійскихъ войскъ, соединенныхъ номинально подъ начальствомъ Кутузова, былъ назначенъ австрійскій генералъ Вейротеръ, состоявшій въ 1799 г. при Суворовѣ; возлагались большія надежды на его способности и на знаніе имъ мѣстности—забыто было, какія странныя, если не сказать нелѣпыя, дѣлалъ онъ предложенія во время Суворовскаго перехода изъ Италіи въ Швейцарію. При арміи находились императоры Александръ и Францъ, которые, однако, не приняли на себя главнаго начальства. Первую роль въ отношеніи веденія операцій игралъ Вейротеръ, а съ нимъ вмѣстѣ и австрійскій генералъ-квартирмейстерскій штабъ. Офицеры этого штаба щеголяли тѣмъ, чтобы «систематически» распредѣлять войска по разнымъ подраздѣленіямъ арміи, при чемъ сложность считалась главнымъ достоинствомъ военныхъ соображеній; смѣшивать и разводить войска, считалось верхомъ военной мудрости. Каковы были результаты примѣненія подобной мудрости къ дѣлу—показалъ цѣлый рядъ пораженій, понесенныхъ австрійцами въ теченіе многолѣтней борьбы ихъ съ французами. И тѣмъ не менѣе—австрійцамъ, а не Кутузову ввѣрена была судьба арміи.
Почему Кутузовъ былъ поставленъ въ такое ужасное положеніе? Почему онъ примирился съ выпавшею теперь на его долю ролью номинальнаго главнокомандующаго, имя котораго прикрывало соображенія австрійскаго генералъ-квартирмейстерскаго штаба? Объясненіе можно находить только въ томъ, что наша квартирмейстерская часть въ мирное время стояла далеко отъ войскъ и не обладала надлежащею подготовкою; надѣялись поправить дѣло, поставивъ на первое мѣсто казавшійся ученымъ австрійскій генеральный штабъ, упуская изъ вида, что ложная наука гораздо вреднѣе чѣмъ малое знаніе, и что послѣдній недочетъ можетъ быть пополненъ въ боевой школѣ, тогда какъ эта же школа не могла не только устранить извращенныхъ идей, господствовавшихъ у «ученыхъ» австрійцевъ, но даже хотя бы сколько нибудь ослабить ихъ. Кутузовъ, быть можетъ, надѣялся хитростью добиться того, что считалъ онъ необходимымъ и добиваться чего открыто у него теперь не хватало гражданскаго мужества. Онъ не былъ сторонникомъ рѣшительныхъ дѣйствій. Съ теченіемъ времени союзники должны были еще болѣе усилиться; арміи эрцгерцоговъ Карла и Іоанна (80,000 чел.) приближались къ Дунаю и могли соединиться съ Кутузовымъ въ началѣ декабря; подходили новыя подкрѣпленія изъ Россіи; Пруссія готовилась выступить противъ Наполеона, выставивъ 120,000—170,000 чел.; положеніе Наполеона ухудшалось, а положеніе союзниковъ улучшалось. Выжиданіе было для нихъ выгодно—и Кутузовъ, быть можетъ разсчитывалъ, что онъ успѣшнѣе всякаго другого протянетъ необходимое время. Въ этомъ смыслѣ и было принято рѣшеніе главною квартирою союзной арміи, вслѣдствіе чего армія эта и отошла къ Ольмюцу, близъ котораго имѣлась для нея весьма сильная позиція у Ольшанъ.
тора Франца для того, чтобы спасти русскую армию; чтобы действовать в таких обстоятельствах сколько-нибудь успешно — необходимы были и первоклассный военный талант, и большое гражданское мужество; в эту операцию Кутузов и проявил и большой талант, и большое гражданское мужество. — Так или иначе, Кутузов вывел нашу армию из той западни, в которой она очутилась благодаря подчинению операций наших войск австрийским политикам и стратегам. 10 (22) ноября соединённые войска Кутузова и Буксгевдена отошли к Ольшанам близ Ольмюца; через два дня подошла наша гвардия — тогда у Ольмюца всего было сосредоточено: 113½ батальонов и 153 эскадрона (в том числе 20½ бат. и 43 эск. австрийских), или 70,000 пехоты и 16,000 конницы, итого 86,000 чел. Перевес в силах перешёл на сторону союзников, так как в это же время у Наполеона на главном театре было под рукою не более 50,000 чел.; впрочем, он мог в три дня притянуть часть своих разбросанных войск и усилиться до 73,000 чел. Австрийцы составляли пятую или четвёртую часть всех сил союзной армии; по справедливости, они должны были бы отказаться от какого бы то ни было руководительства операциями. При русских войсках находились три генерала нашей квартирмейстерской части (Сухтелен, Штейнгель и Герард), — эта отрасль военной организации до известной степени соответствовала тому, что теперь генеральный штаб, — но генерал-квартирмейстером всех русско-австрийских войск, соединённых номинально под начальством Кутузова, был назначен австрийский генерал Вейротер, состоявший в 1799 г. при Суворове; возлагались большие надежды на его способности и на знание им местности — забыто было, какие странные, если не сказать нелепые, делал он предложения во время суворовского перехода из Италии в Швейцарию. При армии находились императоры Александр и Франц, которые, однако, не приняли на себя главного начальства. Первую роль в отношении ведения операций играл Вейротер, а с ним вместе и австрийский генерал-квартирмейстерский штаб. Офицеры этого штаба щеголяли тем, чтобы «систематически» распределять войска по разным подразделениям армии, причём сложность считалась главным достоинством военных соображений; смешивать и разводить войска, считалось верхом военной мудрости. Каковы были результаты применения подобной мудрости к делу — показал целый ряд поражений, понесённых австрийцами в течение многолетней борьбы их с французами. И тем не менее — австрийцам, а не Кутузову вверена была судьба армии.
Почему Кутузов был поставлен в такое ужасное положение? Почему он примирился с выпавшею теперь на его долю ролью номинального главнокомандующего, имя которого прикрывало соображения австрийского генерал-квартирмейстерского штаба? Объяснение можно находить только в том, что наша квартирмейстерская часть в мирное время стояла далеко от войск и не обладала надлежащею подготовкою; надеялись поправить дело, поставив на первое место казавшийся учёным австрийский генеральный штаб, упуская из вида, что ложная наука гораздо вреднее чем малое знание, и что последний недочёт может быть пополнен в боевой школе, тогда как эта же школа не могла не только устранить извращённых идей, господствовавших у «учёных» австрийцев, но даже хотя бы сколько-нибудь ослабить их. Кутузов, быть может, надеялся хитростью добиться того, что считал он необходимым и добиваться чего открыто у него теперь не хватало гражданского мужества. Он не был сторонником решительных действий. С течением времени союзники должны были ещё более усилиться; армии эрцгерцогов Карла и Иоанна (80,000 чел.) приближались к Дунаю и могли соединиться с Кутузовым в начале декабря; подходили новые подкрепления из России; Пруссия готовилась выступить против Наполеона, выставив 120,000—170,000 чел.; положение Наполеона ухудшалось, а положение союзников улучшалось. Выжидание было для них выгодно — и Кутузов, быть может рассчитывал, что он успешнее всякого другого протянет необходимое время. В этом смысле и было принято решение главною квартирою союзной армии, вследствие чего армия эта и отошла к Ольмюцу, близ которого имелась для неё весьма сильная позиция у Ольшан.
