часть этихъ русскихъ поселилась въ Парижѣ или въ его окрестностяхъ, другіе въ немъ перебывали. Шуваловъ былъ барнабитомъ, Наталья Нарышкина сестрою милосердія. Князь Трубецкой жилъ въ Belfontaine, князь Августинъ Голицынъ въ Версали. Пріѣзжали въ Парижъ Ермоловъ, Печеринъ, князь Ѳедоръ Голицынъ, Щулепниковъ, Эйнерлингъ и другіе. Письма С. П. Свѣчиной къ И. С. освѣщаютъ эту сторону его дѣятельности. Они относятся къ сороковымъ и пятидесятымъ годамъ, но того же рода явленія повторялись и позже при другихъ обстоятельствахъ и среди другихъ личностей. Услужить ближнему И. С. былъ всегда готовъ. Къ нему обращались и французы за совѣтомъ и руководствомъ. Его приглашали въ монастыри и семинаріи для такъ называемыхъ retraites. Чаще другихъ съ этою цѣлью вызывалъ его въ Орлеанъ тамошній епископъ и его искренній другъ Mgr Dupanloup. Бывшіе ученики іезуитскихъ школъ знали и уважали И. С. Они сплотились около него въ Парижѣ, и долгое время онъ былъ духовнымъ отцомъ этихъ молодыхъ людей. Нѣсколько лѣтъ сряду онъ занимался маленькими трубочистами, собиралъ ихъ вокругъ себя по воскресеніямъ, утромъ наставлялъ и обучалъ, а вечеромъ пріискивалъ приличныя развлеченія.
Что касается до литературы, то И. С. обмѣнялъ свое несомнѣнное дарованіе на мелкую монету. Взяться за одно крупное дѣло ему не удалось. Помѣхою были многочисленныя связи и сношенія, обширная переписка, плохое здоровье. Его мучила подагра и безсонница. Впрочемъ это было отличительнымъ свойствомъ его характера: быстро переходить отъ одного предмета къ другому, начинать самому, и предоставлять другимъ развитіе начатаго. При всемъ томъ онъ успѣлъ написать не мало: Le Clergé russé, L'Eglise russe et l'Immaculée Conception, La vie du S. Folloppe, и значительное число статей богословскаго и историческаго содержанія, разсѣянныхъ въ Etudes, Correspondent, Contemporain. Кромѣ Чаадаева, онъ издалъ записку барона Haxthausen: La Question religieuse en Pologne, анекдоты графа de Maistre, мемуары нунція Аркетти, мемуары о іезуитахъ въ Бѣлоруссіи. Journal de Bruxelles считалъ его между своими постоянными сотрудниками. Корреспонденціи о Россіи помѣщались также въ другихъ газетахъ. Должно также упомянуть, что въ бумагахъ И. С. нашлись записки о восточныхъ дѣлахъ, о миссіонерской дѣятельности, о римскихъ порядкахъ и разнаго рода замѣтки по части исторіи, археологіи, генеалогіи и филологіи.
И. С. пережилъ почти всѣхъ своихъ лучшихъ друзей. Особенно его огорчила кончина Н. И. Тургенева, въ семействѣ котораго онъ былъ всегда желаннымъ гостемъ. Дорожилъ онъ также памятью А. О. Смирновой, ея дочь Ольга Николаевна не разъ помянула его добрымъ словомъ. Самъ онъ умеръ въ Парижѣ 8(20) іюля 1882 года. Отпѣваніе происходило въ церкви св. Магдалины. Похороненъ на кладбищѣ Mont-Parnasse.
Н. С. Лѣсковъ, видѣвшій его не задолго передъ его смертью, далъ о немъ такую характеристику: «Онъ не былъ человѣкъ хитрый и совсѣмъ не отвѣчалъ общепринятому вульгарному представленію объ іезуитахъ. Въ Гагаринѣ до конца жизни неизгладимо сохранялось много русскаго простодушія и барственности, соединенной съ тою особою «кадетскою» легкомысленностью, которую часто можно замѣчать во многихъ русскихъ великосвѣтскихъ людяхъ, не разстающихся съ нею даже на значительныхъ высотахъ занимаемаго ими отвѣтственнаго положенія. И. С. Гагаринъ былъ положительно добръ, очень воспріимчивъ и чувствителенъ. Онъ былъ хорошо образованъ и имѣлъ нѣжное сердце. Какою дозою вѣтренности и неосторожной кадетской шутливости онъ былъ одержимъ въ молодости, — я не знаю. Знать это, можетъ быть, было бы интересно. Но онъ не былъ ни хитрецъ, ни человѣкъ скрытный и выдержанный, что можно было заключить по тому, какъ относились къ нему нѣкоторые изъ лицъ его братства, въ которомъ онъ, по чьему-то удачному выраженію, не состоялъ іезуитомъ, а при нихъ содержался» (Историческій Вѣстникъ 1886 г., т. XXV, стр. 273). Напрасно Лѣсковъ дѣлаетъ
