ангелъ», «ангелъ Божій, чистый, кроткій», «ангелъ-утѣшитель», «воплощенная кротость», такъ называли Гавріила и архіепископъ Смарагдъ и архіепископъ Никаноръ и Ѳаддей Булгаринъ и Могилевскіе евреи, «записавшіе въ актахъ кагала недостойную славы его похвалу». Въ Могилевѣ по праздникамъ католики высшихъ классовъ «спѣшили въ русскую церковь», а потомъ къ Гавріилу «въ изъявленіе уваженія»; «изъ уваженія» къ архіепископу уніаты переходили въ православіе. «Укорять, говорилъ Гавріилъ, значитъ раздражать, а раздражать значить уменьшать способность къ принятію истины». Съ губернаторами отношенія у него были «искреннія и дружескія»; богачи по первому его слову были готовы на пожертвованія. Къ дѣтямъ онъ былъ чрезвычайно ласковъ. Во времена суровой педагогіи онъ провозглашалъ, что «дѣти любятъ ласковое съ ними обхожденіе, ласковость смягчаетъ сердца и загрубѣлыя». Но въ то же время Гавріилъ «правила миролюбія ограничивалъ правилами твердости». По даннымъ, добытымъ отцомъ М. Я. Морошкинымъ, Гавріилъ, «вызванный въ Синодъ хотѣлъ имѣть взглядъ на вещи, не подчиняясь безусловно опекѣ графа Протасова», и за это при отъѣздѣ въ Рязань «ему не дали ничего на подъемъ» (хотя черезъ 4 года тотъ же гр. Протасовъ далъ ему прибавку и богатый Радовицкій монастырь). Во время голода 1840 г. онъ имѣлъ твердость показать губернатору Прокоповичу-Антонскому кусокъ чернаго, какъ торфъ, «голоднаго» хлѣба и тѣмъ открылъ ему глаза на бѣдствіе. Не будучи ученымъ въ строгомъ смыслѣ, Г. интересовался наукой: его ученикъ Иннокентій Херсонскій долженъ былъ снабжать его всѣми новинками богословской литературы. Къ вопросамъ современной ему церковной жизни онъ подходилъ путемъ историческимъ, съ осторожностью и освѣдомленностью ученаго: его келья въ Могилевѣ была завалена «важными и рѣдкими печатными книгами и рукописями, относящимися къ исторіи уніи». Онъ не былъ чуждъ и поэзіи: перелагалъ псалмы и писалъ канты. Бывали, впрочемъ, обстоятельства, когда Г. являлся слабымъ, мнительнымъ, какъ бы не чуждымъ земныхъ выгодъ и привязанностей. Родные были близки его сердцу болѣе, чѣмъ это прилично монаху. При переводѣ изъ Орла въ Нижній его смущало «неустройство мѣста», казалось «искушеніемъ» разлука съ родными, являлось желаніе «бѣжать» отъ новаго назначенія; при переводѣ въ Могилевъ ему опять казалось, что его туда посылаютъ въ наказаніе; онъ то высказывалъ неблагоразумное намѣреніе «просить остаться въ Калугѣ», т.-е. отмѣнить Высочайшее повелѣніе, то порывался «просить отставки». И такому уравновѣшенному человѣку, какъ Филаретъ Московскій, стоило не малаго труда успокоить мятущійся духъ Гавріила, ставя ему на видъ убѣдительныя истины въ родѣ того, что «близость родныхъ болѣе стѣсняетъ, нежели облегчаетъ» архіерея, или что «архіерею брать къ себѣ брата значитъ брать себѣ искушеніе». «Слова и Рѣчи» Гавріила (томъ въ 384 стр.) вышли въ свѣтъ въ 1860 г.
Родосскій Алексѣй, Біографическій Словарь студентовъ первыхъ XXVIII курсовъ С.-Петербургской Духовной Академіи, 93—95; Странникъ 1862 г., № 2 и 1863 г., № 2 и З (біографія, составленная Стеф. Родосскимъ, съ портретомъ Гавріила); Жизнеописанія Отечеств. Подвижниковъ, 18 и 19 вѣковъ, VII, 223—264; Сборникъ Имп. Рус. Истор. Общества, СХІІІ, ч. 1, 84—85; Чтенія О. Ист. Др. Рос. (во всѣхъ ссылкахъ разумѣется отдѣлъ «смѣси») 1863 г., I, 215, III, 188—192, 1868 г. II, 114—207 (письма къ нему Филарета Московскаго), 1869 г., I, 57—158 (письма къ нему Иннокентія Херсонскаго), III, 233—235, 1870 г., II, 211, 213—218, III, 150—157, 1871 г., 142—160 (письма къ нему Евгенія Ярославскаго), 1873 г., III, 165—168, 1875 г., III, 160, 169—179; Никаноръ Архіеп., Біографическіе Матеріалы, I, 233; Филаретъ, Обзоръ Духовн. Литературы, ч. ІІ, 297; Нижегород. Епарх. Вѣд. 1905 г., № 1.
Гавріилъ Домецкій, архимандритъ, по происхожденію, какъ надо предполагать, малороссіянинъ, родился неизвѣстно гдѣ и когда и обучался въ Кіевской Академіи. Молодые годы онъ провелъ въ міру, «отецъ дѣтямъ и жену имущій»; былъ между прочимъ «на приказѣ въ Вершиловѣ селѣ»; утверждаютъ даже, что онъ совершилъ «какое-то уголовное преступленіе и былъ подъ судомъ». Въ 70-хъ годахъ XVII вѣка мы видимъ Домецкаго уже монахомъ: въ 1677 г. онъ былъ игуменомъ Московскаго Даніилова монастыря, а въ 1680 г. былъ
