угасе свѣтильникъ очію нашею, исчезе красота наша, столпъ нашъ преклонися, пресѣчеся надежда; здѣ веселіе наше въ темномъ мрацѣ погребено, здѣ лавры побѣдъ и торжествъ Россійскихъ изощренною косою смертною подсѣчены и потоптаны суть».
Проповѣдничество было единственною областью, гдѣ могло проявляться самостоятельное творчество Гавріила. Синодъ, признавая его «школьнаго ученія зѣло довольнымъ и въ синодальныхъ дѣлахъ тщательно трудолюбивымъ», смотрѣлъ на него, какъ на «спеціалиста-работника по части научной и литературной»; ему поручалось развить, обосновать, оформить всякій проектъ, касавшійся школьнаго или книжнаго дѣла. Петръ находилъ, что Гавріилъ пишетъ «внятно и хорошимъ штилемъ»; поэтому онъ облюбовалъ его въ качествѣ распространителя въ Россіи полезныхъ практическихъ и гуманитарныхъ знаній. Гавріилъ былъ всегда заваленъ срочной и часто весьма неблагодарной работой по заказу въ качествѣ цензора, компилятора и переводчика. «По Высочайшему повелѣнію» онъ составилъ (1723 г.) «Послѣдованіе о исповѣданіи» въ «просторѣчивомъ» изложеніи, «дабы самое скудоумнѣйшее лицо могло понять»; онъ получалъ отъ Петра порученія «сочинять» службы на викторіальные и торжественные дни и по довольно сбивчивымъ указаніямъ императора правилъ, вставляя цѣлыя пѣсни, «службу благодарственную о великой, Богомъ дарованной побѣдѣ» подъ Полтавою. Не зная голландскаго языка (онъ не зналъ и нѣмецкаго), Гавріилъ долженъ былъ надзирать за печатаніемъ Евангелія на славянскомъ и голландскомъ языкахъ при помощи какого-то «иноземца изъ Риги». По мысли Петра Гавріилу приходилось заниматься трудами, не имѣвшими отношенія къ спеціальности ученаго монаха. Его произведеніемъ считается «Юности Честное Зерцало, собранное отъ разныхъ авторовъ» (1717 г.), заключающее въ себѣ букварь и весьма оригинальное «показаніе къ житейскому обхожденію». Выходила въ свѣтъ гравюра съ изображеніемъ Петербурга, Гавріилъ долженъ былъ составлять къ ней «похвалительное» описаніе, превознося не только «грыдорованное художество», введенное въ Россіи Петромъ, но съ явною натяжкою и самый Петербургъ, «не токмо всю Россію расположеніемъ и красотою превосходящій, но и иныя европейскія страны». Гавріилъ редактировалъ большой Историческій Лексиконъ Морери въ 1716 г., а въ 1723 г. «по Государеву указу переводилъ на латинскій языкъ русскіе трактаты, принадлежащіе къ исторіи». По приказанію Петра онъ переводилъ и «книжицу» Аполлодора Аѳинейскаго о Началѣ боговъ, Пуффендорфовы «Введеніе въ Гісторію Европейскую» (1718 г.) и «О должностяхъ человѣка и гражданина» (1726 г.), а также «Theatrum Historicum» Стратемана, изданный въ 1724 г. подъ заглавіемъ «Ѳеатронъ или Позоръ Историческій», исправлялъ переводъ съ итальянскаго «Турецкой Исторіи». Дѣятельность Гавріила казалась предосудительной многимъ ревнителямъ православія. Онъ принадлежалъ къ прогрессивной партіи духовенства, группировавшейся около Ѳеофана Прокоповича и въ борьбѣ съ «суевѣріями» часто безъ нужды оскорблявшей религіозное чувство православнаго, сжившагося со своей церковной стариной народа. Ревнители православной старины не отдѣляли Гавріила отъ Ѳеофана. Въ ихъ глазахъ Ѳеофанъ былъ «ересіархъ», а Г. его «согласникъ», соучастникъ въ его «еретическомъ злодѣйствіи», членъ «злочестиваго соборища», чинившаго «превеликія досады и гоненія и озлобленія» Святой Церкви, разорявшаго часовни, называвшаго «ложными мощьми тѣлеса святыхъ», сравнивавшаго съ землею могилы на кладбищахъ. Въ «новоизданныхъ» подъ смотрѣніемъ протектора «печатныхъ книгахъ» они находили «нестерпимыя хулы и многія ереси». Гавріилъ въ своихъ переводныхъ трудахъ подавалъ нѣкоторый поводъ къ соблазну. Подобно Ѳеофану, онъ былъ ярымъ противникомъ католицизма и совершенно игнорировалъ католическую литературу. «Ниже кую отъ римскихъ преведохомъ, — писалъ онъ, — понеже во онѣхъ вездѣ борьба на Церковь Греческую, своихъ же папъ превозношеніе, отъ коихъ книгъ воспослѣдствова, что мнози, оныя чтуще, сонмище Римское
