въ нѣсколько недѣль и внесенъ въ Государственный Совѣтъ; по Высочайшей волѣ Г. присутствовалъ тамъ при его обсужденіи. 2 апрѣля на Гана Высочайше возложено совмѣстно съ главноначальствующимъ на Кавказѣ Е. А. Головинымъ приведеніе новаго положенія объ управленіи Закавказскимъ краемъ въ исполненіе. Къ 1 января 1841 г. управленіе Закавказьемъ было уже преобразовано. Императоръ Николай I, прочитавъ отчетъ о введеніи новаго положенія, сказалъ, что «за симъ остается только желать, чтобы введенный порядокъ управленія былъ сохраненъ ненарушимо». Наградою Гану за труды по введенію въ Закавказьѣ новаго гражданскаго устройства были орденъ св. Александра Невскаго (4 іюня 1841 г.) и 35000 р. на уплату долговъ (24 окт. 1841 г.). Въ томъ же году, 28 мая, ему повелѣно быть членомъ Закавказскаго комитета. Еще раньше, въ 1840 г. онъ былъ назначенъ членомъ комитета для пересмотра новаго свода мѣстныхъ законовъ Остзейскихъ губерній (28 января) и членомъ Государственнаго Совѣта (14 апрѣля) и избранъ въ почетные члены Академіи Наукъ (29 декабря), которой пожертвовалъ армянскія рукописи (описаны Броссе въ Bulletin scientifique 1838 г., V, 117—127).
Между тѣмъ новое устройство Закавказья вызвало неудовольствіе мѣстныхъ жителей, и для ревизіи его посланы были военный министръ графъ Чернышевъ и статсъ-секретарь Позенъ, одинъ изъ авторовъ проекта этого устройства. Они возвратились въ Петербургъ въ августѣ 1842 г., и Чернышевъ представилъ Императору докладъ. На этомъ докладѣ Государь написалъ слѣдующую резолюцію: «Необходимо прежде всего предъявить сей рапортъ комитету министровъ, съ тѣмъ, чтобы всѣ члены убѣдились какъ въ пользѣ поѣздки вашей и статсъ-секретаря Позена, такъ и въ непростительной неосновательности барона Гана, котораго надменность ввела правительство въ заблужденіе и принуждаетъ безотлагательно приступить къ отмѣнѣ еще столь недавно утвержденнаго». Въ личной бесѣдѣ съ Чернышевымъ Николай I такъ отозвался о Ганѣ: «вижу, что Ганъ всегда меня обманывалъ; я всегда убѣжденъ былъ въ одномъ: что онъ человѣкъ съ отличнѣйшими дарованіями, но заносчивый хитрецъ, недостойный довѣрія. Если я велъ его далѣе, то потому лишь, что меня всегда окружали такими настояніями въ его пользу, которымъ я не могъ не уступить». По приказанію Государя Ганъ былъ исключенъ изъ членовъ Закавказскаго комитета. Потерявъ надежду оправдаться въ обвиненіяхъ, онъ въ 1846 г. отпросился въ годичный отпускъ, а въ слѣдующемъ году подалъ въ отставку и 28 апрѣля былъ уволенъ. Скончался онъ въ 1862 г. въ Маннгеймѣ. Графъ М. А. Корфъ даетъ въ своихъ Запискахъ такую характеристику Гана: «Съ большимъ образованіемъ, съ необыкновенною искательностыо и еще болыпей ловкостью, съ особеннымъ даромъ пріятной бесѣды, онъ соединялъ въ себѣ всето, что въ человѣкѣ, посвятившемъ себя публичной жизни, составляетъ истинное искусство — стать выше толпы. Угодный всѣмъ высшимь и сильнымъ, любимый всѣми равными, умѣвшій въ особенности снискать расположеніе къ себѣ старушекъ большого свѣта, которыя были всегда самыми жаркими его заступницами, Ганъ имѣлъ, однако, два важныхъ недостатка. Съ одной стороны, онъ былъ чрезвычайно надмененъ съ людьми, стоявшими ниже его, разумѣется, когда не было ему причины дорожить ихъ мнѣніемъ или ждать отъ нихъ чего-либо въ будущемъ. Съ другой стороны, его никакъ нельзя было назвать человѣкомъ дѣловымъ. Онъ зналъ много въ теоріи, но очень мало былъ знакомъ съ практикой, и самая теорія его вращалась болѣе въ сферѣ западныхъ, несвойственныхъ намъ идей. Учившись въ Германіи и служивъ исключительно по дипломатической части и въ Остзейскомъ краѣ, онъ былъ очень несвѣдущъ вь русскихъ законахъ, въ русскомъ бытѣ, въ формахъ и подробностяхъ дѣловой нашей жизни; самый языкъ нашъ зналъ очень несовершенно, какь иностранецъ, выучившійся ему въ зрѣлыхъ лѣтахъ, и вообще, по всему направленію ума своего, болѣе былъ способенъ къ дѣятельности дипломатической или придворной, нежели
