любознательные молодые люди предложили ему частнымъ образомъ читать имъ курсъ философіи, на что, конечно, Г. охотно согласился. Такимъ образомъ на квартирѣ его образовалась маленькая аудиторія человѣкъ въ 10—15. Правда, эти занятія носили скорѣе случайный характеръ, такъ какъ зачастую «аудиторія» Г. пустовала, но все же профессоръ находилъ лучшимъ заниматься любимымъ дѣломъ съ небольшими группами студентовъ, чѣмъ принять предложенныя университетомъ должности секретаря училищнаго комитета или архиваріуса и переводчика при Правленіи.
Въ ноябрѣ 1828 г. Г. вошелъ въ Совѣтъ съ просьбой о назначеніи его профессоромъ на каѳедру древностей и теоріи изящнаго. На это Совѣтъ отвѣтилъ Г., что каѳедра эта ненужна, и вмѣстѣ съ тѣмъ постановилъ назначить Г. «приличную должность, а дотолѣ производить ему прежнее жалованіе», Попечитель Бороздинъ представилъ ходатайство Г. министру и вторично повторилъ его, находя уже «не только воѳможнымъ, но и нужнымъ» поручить Г. просимую каѳедру. Отвѣтъ отъ министра послѣдовалъ только послѣ того, когда уже самъ Совѣтъ началъ хлопотать о назначеніи Г. на каѳедру «теоріи изящнаго». Однако его ходатайство было отложено до имѣвшагося уже въ виду преобраэованія университета. Наступило и преобразованіе, а опальный профессоръ былъ забытъ. Мало того: у него отняли квартиру и лишили жалованія, какъ заштатнаго профессора. Въ это же время онъ былъ оффиціально уволенъ отъ службы циркуляромъ отъ З февр. 1837 г. Еще за годъ до увольненія Г. ходатайствовалъ черезъ Совѣтъ о разрѣшеніи ему открыть «философскія бесѣды» частнымъ обрааомъ, на что также министерство отвѣтило отказомъ. Сильная нужда, однако, заставила Г. взятъся ва работу, совершенно ничего общаго не имѣвшую съ задачами философа. Благодаря прежнимъ своимъ ученикамъ, Г. въ 1838 г. занялъ мѣсто переводчика при одномъ изъ департаментовъ министерства государственныхъ имуществъ, а затѣмъ, по рекомендаціи И. Д. Якобсона, его перевели въ качествѣ начальника архива въ провіантскій департаментъ. Такая забота учениковъ о своемъ бывшемъ учителѣ не могла не тронуть Г.: «отъ нихъ не стыдно принять помощь: они мнѣ родные, насъ соединяетъ союзъ идей», говорилъ онъ. Несмотря на то, что матеріальныя условія на новомъ мѣстѣ давали Г. возможность заниматься своими излюбленными науками, странно какъ-то было видѣть философа за писаніемъ описи документовъ о поставкѣ крупы или муки въ армію. «Вотъ куда я попалъ, — говорилъ онъ, — въ общество мышей и крысъ, съ которыми долженъ вести войну ради обезпеченія казенныхъ бумагъ. Но это, я думаю, будетъ легче, нежели вести войну съ гонителями наукъ и просвѣщенія». Повидимому Г. началъ привыкать къ департаментской службѣ, даже получилъ чинъ статскаго совѣтника, но это былъ кажущійся покой. Въ душѣ его происходили цѣлыя бури, а тутъ еще пожаръ уничтожилъ его два труда, надъ которыми онъ просидѣлъ многіе годы: «Всеобщее право» и «Философія исторіи человѣчества». По свидѣтельству Никитенка эти труды были совершенно закончены и уже приготовлены къ печати. Это обстоятельство и потеря всей своей библіотеки какъ-будто переполнили чашу его страданій: душевныя его силы были настолько потрясены, что онъ съ этого времени запилъ. Онъ не упалъ такъ низко, чтобы сдѣлаться настоящимъ пьяницей, но во всякомъ случаѣ все чаще и чаще прибѣгалъ къ вину, хотя и продолжалъ попрежнему служить. Онъ окончательно забросилъ работу по философіи, и его скорѣе можно было встрѣтить въ билліардной, чѣмъ у себя за столомъ, за работой. Этому обстоятельству также способствовала и неудачная семейная жизнь: его жена, женщина грубая, съ низкой нравственностью, заставляла не однажды профессора бѣжать изъ дому. Умеръ Г. 9 сентября 1848 г. въ Царскомъ Селѣ отъ холеры и погребенъ на Казанскомъ кладбищѣ.
Кромѣ вышеупомянутой «Исторіи философскихъ системъ» имѣютъ значеніе слѣдующіе труды Галича: «Опытъ науки изящнаго» (С.‑Пб. 1825), «Черты умозрительной философіи, выбранныя изъ В‑б‑ра, Кл‑на, Т‑н‑ра и др. и изданныя
