объ этомъ канцлеру, который отвѣтилъ, что цесарь не помнитъ, когда-бы прежде цесари Римскіе противъ именованья царей Россійскихъ вставали. Тогда Ѳ., въ свою очередь, ратуя за честь московскаго царя, уходя отъ императора, поклонился «по-среднему, не низко». Цесаръ обидѣлся такимъ поведеніемъ Ѳ-на, прислалъ къ нему съ выговоромъ думныхъ секретарей и велѣлъ приставить стражу къ его двору. Приставъ Яковъ Бауръ угрозами и увѣщаніями старался смирить непокорнаго гонца, но послѣдній твердо стоялъ на своемъ, что ему «передъ цесаремъ до земли не кланяться, да и во всей вселенной не ведется, чтобы посланники и гонцы до земли кланялись, — подобаетъ это дѣлать подданнымъ». Наконецъ стражу сняли. «Твердость гонца, говоритъ Соловьевъ, произвела свое дѣйствіе: по поведенію Ушакова и Заборовскаго судили о слабости государя, ихъ приславшаго; по отвѣтамъ Ѳомина начали судить иначе, и, по австрійской привычкѣ, задали вопросъ гонцу: «Не изволитъ-ли царское величество у цесаря жениться?» Ѳ. отвѣчалъ, что царская мысль въ Божьей рукѣ, кромѣ Бога, кому то знать».
Болѣ полутора года въ общей сложности прожилъ Ѳ. въ Вѣнѣ; его не отпускали, очевидно дожидаясь новыхъ вѣстей о положеніи дѣлъ въ Московскомъ государствѣ. Наконецъ ему вручили отвѣтную грамоту, но не съ полнымъ титуломъ государя, и Ѳ., вѣрный своимъ принципамъ, отказался ее принять. Неизвѣстно, чѣмъ кончилось бы это посольство, если-бы на смѣну Ѳ-на въ іюнѣ 1616 г. царь Михаилъ Ѳеодоровичъ не прислалъ изъ Москвы новаго посла Лукьяна Мяснаго. Ѳ. вернулся въ Москву. О дѣятельности его въ ближайшее затѣмъ время свѣдѣній не сохранилось. Только 24 года спустя, въ 1640 г. мы встрѣчаемъ его опять въ качествѣ царскаго гонца въ Даніи, куда онъ былъ посланъ съ жалобою на герцога Голштинскаго, неисполнявшаго условій договора относительно персидской торговли. Одновременно съ тѣмъ Ѳ-ну было поручено «провѣдать допряма» про Датскаго королевича Волмера (Вальдемара), котораго прочили въ женихи для старшей дочери царя, Ирины Михайловны, и «промышлять» о томъ, чтобы королевича видѣть самому и «персону его написать подлинно на листъ или на доску, безъ приписи, прямо, подкупя писца (т. е. живописца), хотя бы для этого въ Датской землѣ и помѣшкать недѣлю или двѣ, прикинувъ на себя болѣзнь»... Вернувшись изъ Даніи, Ѳ. представилъ требовавшіяся свѣдѣнія и портреты короля и королевичей, которые удалось ему получить не безъ труда, такъ какъ при датскомъ дворѣ хотѣли знать, для чего понадобились портреты. Ѳ. и здѣсь, какъ въ Вѣнѣ, на всѣ разспросы отвѣчалъ, что «государевы мысли въ Божіихъ рукахъ».
Въ началѣ 50-хъ годовъ извѣстно, что Ѳ. сидѣлъ въ посольскомъ приказѣ, гдѣ одно время занимался англійскими переводами вмѣстѣ съ иноземцемъ Кальдерманомъ. Въ 1653 и 1657 гг. онъ два раза ѣздилъ въ Малороссію къ Богдану Хмельницкому и писарю Ивану Выговскому, которымъ отвозилъ царскую грамоту и дары и которыхъ увѣщевалъ, отъ имени государя, вѣрно елужитъ Москвѣ.
Наконецъ послѣдиее свѣдѣніе о Ѳ-нѣ ыы находимъ въ записяхъ тайнаго приказа, гдѣ значится, что въ 1659 г. онъ вмѣстѣ еъ В. Лихачевымъ ѣэдилъ «въ посланникахъ къ князю Флоренскому», но по какому дѣлу, — неизвѣстно.
С. М. Соловьевъ, «Исторія Россіи», кн. II, стр. 926, 1093—1096, 1266, 1267, 1630, 1723. — Допол. къ Ак. Ист., т. XI, етр. 211. — Дѣла Тайнаго приказа, т. I, стр. 5, 350, 357, 648.
об этом канцлеру, который ответил, что цесарь не помнит, когда бы прежде цесари Римские против именованья царей Российских вставали. Тогда Ф., в свою очередь, ратуя за честь московского царя, уходя от императора, поклонился «по-среднему, не низко». Цесарь обиделся таким поведением Ф., прислал к нему с выговором думных секретарей и велел приставить стражу к его двору. Пристав Яков Баур угрозами и увещаниями старался смирить непокорного гонца, но последний твердо стоял на своем, что ему «перед цесарем до земли не кланяться, да и во всей вселенной не ведется, чтобы посланники и гонцы до земли кланялись, — подобает это делать подданным». Наконец стражу сняли. «Твердость гонца, — говорит Соловьев, — произвела свое действие: по поведению Ушакова и Заборовского судили о слабости государя, их приславшего; по ответам Фомина начали судить иначе и, по австрийской привычке, задали вопрос гонцу: „Не изволит ли царское величество у цесаря жениться?“ Ф. отвечал, что царская мысль в Божьей руке, кроме Бога, кому то знать».
Более полутора года в общей сложности прожил Ф. в Вене; его не отпускали, очевидно, дожидаясь новых вестей о положении дел в Московском государстве. Наконец ему вручили ответную грамоту, но не с полным титулом государя, и Ф., верный своим принципам, отказался ее принять. Неизвестно, чем кончилось бы это посольство, если бы на смену Ф. в июне 1616 г. царь Михаил Феодорович не прислал из Москвы нового посла — Лукьяна Мясного. Ф. вернулся в Москву. О деятельности его в ближайшее за тем время сведений не сохранилось. Только 24 года спустя, в 1640 г., мы встречаем его опять в качестве царского гонца в Дании, куда он был послан с жалобою на герцога Голштинского, не исполнявшего условий договора относительно персидской торговли. Одновременно с тем Ф. было поручено «проведать допряма» про Датского королевича Волмера (Вальдемара), которого прочили в женихи для старшей дочери царя, Ирины Михайловны, и «промышлять» о том, чтобы королевича видеть самому и «персону его написать подлинно на лист или на доску, без приписи, прямо, подкупя писца (т. е. живописца), хотя бы для этого в Датской земле и помешкать неделю или две, прикинув на себя болезнь…» Вернувшись из Дании, Ф. представил требовавшиеся сведения и портреты короля и королевичей, которые удалось ему получить не без труда, так как при датском дворе хотели знать, для чего понадобились портреты. Ф. и здесь, как в Вене, на все распросы отвечал, что «государевы мысли в Божиих руках».
В начале 50-х годов известно, что Ф. сидел в Посольском приказе, где одно время занимался английскими переводами вместе с иноземцем Кальдерманом. В 1653 и 1657 гг. он два раза ездил в Малороссию к Богдану Хмельницкому и писарю Ивану Выговскому, которым отвозил царскую грамоту и дары и которых увещевал, от имени государя, верно служить Москве.
Наконец, последнее сведение о Ф. мы находим в записях Тайного приказа, где значится, что в 1659 г. он вместе с В. Лихачевым ездил «в посланниках к князю Флоренскому», но по какому делу — неизвестно.
С. М. Соловьев, «История России», кн. II, стр. 926, 1093—1096, 1266, 1267, 1630, 1723. — Дополн. к Актам Историческим, т. XI, стр. 211. — Дела Тайного приказа, т. І, стр. 5, 350, 357, 648.
Ѳоминъ, Николай Илъичъ, писатель второй чертверти XIX столѣтія. Сперва былъ чиновникомъ, но потомъ, неизвѣстно по какимъ причинамъ, промѣнялъ чиновничью карьеру на свободную дѣятельность артиста. Какъ таковой, онъ выступалъ въ драматическихъ роляхъ сначала въ Казани, а затѣмъ въ Москвѣ. Повидимому, на театральныхъ нодмосткахъ Ѳ. успѣхомъ не пользовался такъ же, какъ не заявилъ себя успѣхомъ и на литературномъ поприщѣ. Этого рода дѣятельность Ѳ-на началась съ 1826 г.; по крайней мѣрѣ, первый печатный его трудъ вышелъ отдѣльной брошюрой именно въ это время. Написанная въ память Александра I элегія появилась подъ заглавіемъ: «Плачъ Россіянина надъ гробомъ незабвеннаго Монарха Александра I Благословеннаго» М. 1826 г. Затѣмъ появились слѣдующія его произведенія: «Дань благовѣнія, приносимая сѣтующими Россіянами
