Страница:Русский биографический словарь. Том 1 (1896).djvu/147

Эта страница не была вычитана


144
АЛЕКСАНДРЪ I.


нителя своихъ педагогическихъ предначертаній. Выборъ ея остановился на швейцарскомъ гражданинѣ Лагарпѣ; это былъ человѣкъ, преисполненный гуманными взглядами философовъ 18-го вѣка, неподкупной честности и независимаго характера.

Выборъ Лагарпа состоялся при слѣдующихъ обстоятельствахъ: въ 1782 году Лагарпъ былъ избранъ Гриммомъ, чтобы сопутствовать въ Италіи брату фаворита Александра Дмитріевича Ланскаго. Умъ и здравый смыслъ Лагарпа, по отзыву Екатерины, очаровалъ присутствующихъ и отсутствующихъ, и Императрица пожелала, чтобы онъ сопровождалъ порученнаго его попеченію молодаго человѣка до Петербурга. Путешественники прибыли въ Петербургъ въ началѣ 1783 года и Лагарпъ назначенъ состоять кавалеромъ при Великихъ Князьяхъ; назначеніе его совпало съ переходомъ ихъ отъ женскаго надзора къ мужскому. Преподаваніе Лагарпа началось съ французскаго языка. 10-го іюня 1784 года Лагарпъ представилъ Императрицѣ обширную записку, какъ бы педагогическую исповѣдь, въ которой изложилъ, какіе предметы и при помощи какихъ пособій онъ можетъ и долженъ преподавать Великимъ Князьямъ. Записка Лагарпа, дополняющая собою инструкцію Екатерины, и рѣшила его судьбу. Императрица вполнѣ одобрила записку и написала: „дѣйствительно, кто составилъ подобный мемуаръ, тотъ способенъ преподавать не только одинъ французскій языкъ“. Въ слѣдствіе этого Лагарпъ былъ оффиціально признанъ наставникомъ Великихъ Князей съ увольненіемъ отъ должности кавалера.

„Провидѣніе, повидимому, возъимѣло сожалѣніе надъ милліонами людей, обитающихъ Россію“, — пишетъ Лагарпъ въ своихъ запискахъ, отступивъ на этотъ разъ отъ обычной скромности, — „но лишь Екатерина могла пожелать, чтобы ея внуки были воспитаны какъ люди“.

Съ первыхъ же дней появленія республиканца при дворѣ Екатерины, онъ сдѣлался задушевнымъ другомъ и любимымъ наставникомъ своего царственнаго воспитанника, проявлявшаго къ нему трогательную привязанность. Чувства искренней любви и благодарности къ Лагарпу неизмѣнно сохранились въ сердцѣ Александра до конца его земнаго поприща. — „Я вамъ обязанъ тѣмъ, что я знаю (Je vous dois le peu de ce que je sais)“, писалъ Александръ Лагарпу 16-го января 1808 года. — „Tout ce que je sais et tout ce que peutêtre je vaux, s'est à M-r Laharpe que je le dois“, сказалъ Императоръ Александръ въ 1814 году, представляя Лагарпа Прусскому королю и его сыновьямъ. Подобный же отзывъ и въ ту же эпоху слышалъ и Михайловскій-Данилевскій и записалъ его въ свой дневникъ: „Никто болѣе Лагарпа, — сказалъ Александръ, — не имѣлъ вліянія на мой образъ мыслей. Не было бы Лагарпа, не было бы Александра“. Тѣ же мысли высказалъ Александръ уже въ 1796 году князю Адаму Чарторижскому, отзываясь о Лагарпѣ, какъ о человѣкѣ высокихъ добродѣтелей, истинномъ мудрецѣ, строгихъ правилъ, сильнаго характера, которому онъ обязанъ всѣмъ, что въ немъ есть хорошаго, всѣмъ что онъ знаетъ; ему въ особенности, утверждалъ Александръ, онъ былъ обязанъ тѣми началами правды и справедливости, которыя онъ имѣетъ счастіе носитъ въ своемъ сердцѣ, куда внѣдрилъ ихъ его наставникъ. Лагарпъ также душевно привязался къ своему даровитому ученику. По мнѣнію его, Александръ родился съ самыми драгоцѣнными задатками высокихъ доблестей и отличнѣйшихъ дарованій. „Ни для одного смертнаго", сказалъ въ 1815 году Лагарпъ Михайловскому-Данилевскому: „природа не была столь щедра. Съ самаго младенчества замѣчалъ я въ немъ ясность и справедливость въ понятіяхъ (justesse d'idées)“. Вообще и тогда еще Лагарпъ не могъ безъ восхищенія говорить о питомцѣ своемъ.

Екатерина вполнѣ довѣряла Лагарпу и неоднократно выражала сочувствіе и одобреніе содержанію читаннаго имъ курса, каждый отдѣлъ котораго ею тщательно просматривался. „Будьте якобинцемъ, республиканцемъ, чѣмъ вамъ угодно“, сказала ему однажды Екатерина, „я вижу что вы честный человѣкъ, и этого мнѣ довольно; оставайтесь при моихъ внукахъ и ведите свое дѣло такъ же хорошо, какъ вели его до сихъ поръ“.

При всѣхъ своихъ достоинствахъ Лагарпъ не былъ, конечно, чуждъ и недостатковъ; онъ самъ признавалъ себя идеалистомъ и теоретикомъ, знакомымъ болѣе съ книгами, нежели съ людьми. Только впослѣдствіи, когда, по возвращеніи въ отечество, Лагарпъ столкнулся съ жизнью и страстями человѣческими и пріобрѣлъ не-