члены кружка Станкевича, имѣя во главѣ Бѣлинскаго и Бакунина. Однако положеніе Огарева въ этомъ кружкѣ было очень тяжелымъ. Друзья его окончательно разошлись съ любимой имъ женщиной, относившейся къ нимъ съ своей стороны враждебно, а онъ, еще не потерявшій вѣры въ нее, старался всѣми силами примирить людей, которыхъ примирить было невозможно. Разумѣется, попытка сдѣлать это не удалась, и измученный поэтъ въ 1841 году вынужденъ былъ удалиться за границу, гдѣ въ концѣ концовъ навсегда разстался со своей женой. Во главѣ созданнаго Огаревымъ кружка съ 1842 г. стали Герценъ и Грановскій.
За границей, если не считать кратковременнаго пріѣзда его въ Россію въ 1841 году, Огаревъ пробылъ около пяти лѣтъ. Тамъ онъ иногда старался заглушить тоску, терзавшую его душу, разгуломъ и разсѣяннымъ времяпрепровожденіемъ, но тамъ же, подъ вліяніемъ впечатлѣній западно-европейской жизни, новыхъ философскихъ теченій и научныхъ занятій, онъ измѣнилъ основныя идеи своего прежняго міровоззрѣнія, ставъ на почву матеріализма, а въ обсужденіи общественныхъ вопросовъ началъ придерживаться болѣе реальныхъ взглядовъ, чѣмъ прежде. Такія перемѣны въ міровоззрѣніи Огарева повели къ несогласію его съ друзьями, съ которыми приходилось иногда расходиться въ очень существенныхъ вопросахъ, а это, въ свою очередь, вело къ разладу съ ними. Особенно тяжелымъ бременемъ легъ на душу Огарева разладъ его съ Грановскимъ. Возвратившись въ 1846 году на родину, Огаревъ поселился въ деревнѣ. Тамъ онъ занялся химіей, сельскимъ хозяйствомъ и фабриками, но надъ всѣми его предпріятіями тяготѣлъ какой-то злой рокъ. Одна изъ фабрикъ его сгорѣла. Хозяйство разстраивалось. Даже освобожденіе крестьянъ въ одномъ изъ доставшихся Огареву по наслѣдству имѣній (село Бѣлоомутъ), затѣянное имъ еще въ 1840 году, но не по винѣ его затянувшееся до 1846 года, не принесло, повидимому, желаннаго результата, такъ какъ есть извѣстіе, что часть изъ вышедшихъ на волю крѣпостныхъ попала въ сѣти кулаковъ. Въ одномъ только судьба за это время благосклонно отнеслась къ поэту: въ лицѣ Натальи Алексѣевны Тучковой, умной и образованной дочери сосѣдняго помѣщика, онъ нашелъ близкаго для себя человѣка. Въ 1855 году Огаревъ, послѣ смерти своей первой жены, обвѣнчался съ ней, а въ слѣдующемъ году удалился вмѣстѣ съ ней за границу, на этотъ разъ навсегда. Въ самый блестящій періодъ литературной дѣятельности знаменитаго своего друга—Герцена, когда въ Россіи подготовлялась отмѣна крѣпостного права, Огаревъ принималъ ближайшее участіе въ его извѣстныхъ заграничныхъ изданіяхъ, хотя позже онъ же, вмѣстѣ съ Бакунинымъ, болѣе всего способствовалъ ихъ паденію и прекращенію. Въ политическихъ увлеченіяхъ своихъ въ концѣ шестидесятыхъ и въ началѣ семидесятыхъ годовъ Огаревъ значительно измѣнился, и, несмотря на мягкость и мечтательность натуры, порой не брезгалъ крутыми средствами для достиженія намѣченныхъ цѣлей.
Послѣдніе годы Огарева (особенно послѣ смерти Герцена) были ужасны. Счастье ему измѣнило. По разнымъ причинамъ друзья его оставили. Поэтическій талантъ ослабѣлъ. Вѣра въ прежніе идеалы утратилась, а новыхъ не являлось на смѣну. Нужда, постоянныя физическія недомоганія и несчастная страсть къ вину, отъ которой онъ не въ силахъ былъ отдѣлаться, дѣлали его тяжелое положеніе еще болѣе невыносимымъ. За нѣсколько лѣтъ до смерти онъ сошелся съ пожилой вдовой англичанкой, которая ухаживала за нимъ, какъ за ребенкомъ, но которая, по своему неразвитію, не могла дѣлить съ нимъ умственныхъ его интересовъ. Умеръ Огаревъ въ 1877 году 31 мая въ Гринвичѣ, недалеко отъ Лондона.
Изъ всего литературнаго наслѣдія Огарева самымъ цѣннымъ считаются его лирическія стихотворенія, которымъ, главнымъ образомъ, онъ обязанъ своею извѣстностью. Въ печати Огаревъ появился въ первый разъ въ «Телескопѣ» 1831 года съ двумя переводными философскими трактатами. Первые стихотворные опыты Огарева, увидѣвшіе свѣтъ только послѣ смерти его въ концѣ прошлаго столѣтія, свидѣтельствуютъ о томъ, что поэтъ началъ свою дѣятельность съ увлеченія тѣми направленіями романтизма, какія господствовали у насъ въ тридцатыхъ годахъ. Недостатки этихъ опытовъ, вѣроятно, ясны были и для самого автора. По крайней мѣрѣ, онъ рѣшился выступить въ печати въ качествѣ стихотворца только въ началѣ сороковыхъ
члены кружка Станкевича, имея во главе Белинского и Бакунина. Однако положение Огарева в этом кружке было очень тяжелым. Друзья его окончательно разошлись с любимой им женщиной, относившейся к ним с своей стороны враждебно, а он, еще не потерявший веры в нее, старался всеми силами примирить людей, которых примирить было невозможно. Разумеется, попытка сделать это не удалась, и измученный поэт в 1841 году вынужден был удалиться за границу, где в конце концов навсегда расстался со своей женой. Во главе созданного Огаревым кружка с 1842 г. стали Герцен и Грановский.
За границей, если не считать кратковременного приезда его в Россию в 1841 году, Огарев пробыл около пяти лет. Там он иногда старался заглушить тоску, терзавшую его душу, разгулом и рассеянным времяпрепровождением, но там же, под влиянием впечатлений западно-европейской жизни, новых философских течений и научных занятий, он изменил основные идеи своего прежнего мировоззрения, став на почву материализма, а в обсуждении общественных вопросов начал придерживаться более реальных взглядов, чем прежде. Такие перемены в мировоззрении Огарева повели к несогласию его с друзьями, с которыми приходилось иногда расходиться в очень существенных вопросах, а это, в свою очередь, вело к разладу с ними. Особенно тяжелым бременем лег на душу Огарева разлад его с Грановским. Возвратившись в 1846 году на родину, Огарев поселился в деревне. Там он занялся химией, сельским хозяйством и фабриками, но над всеми его предприятиями тяготел какой-то злой рок. Одна из фабрик его сгорела. Хозяйство расстраивалось. Даже освобождение крестьян в одном из доставшихся Огареву по наследству имений (село Белоомут), затеянное им еще в 1840 году, но не по вине его затянувшееся до 1846 года, не принесло, по-видимому, желанного результата, так как есть известие, что часть из вышедших на волю крепостных попала в сети кулаков. В одном только судьба за это время благосклонно отнеслась к поэту: в лице Натальи Алексеевны Тучковой, умной и образованной дочери соседнего помещика, он нашел близкого для себя человека. В 1855 году Огарев, после смерти своей первой жены, обвенчался с ней, а в следующем году удалился вместе с ней за границу, на этот раз навсегда. В самый блестящий период литературной деятельности знаменитого своего друга — Герцена, когда в России подготовлялась отмена крепостного права, Огарев принимал ближайшее участие в его известных заграничных изданиях, хотя позже он же, вместе с Бакуниным, более всего способствовал их падению и прекращению. В политических увлечениях своих в конце шестидесятых и в начале семидесятых годов Огарев значительно изменился, и, несмотря на мягкость и мечтательность натуры, порой не брезгал крутыми средствами для достижения намеченных целей.
Последние годы Огарева (особенно после смерти Герцена) были ужасны. Счастье ему изменило. По разным причинам друзья его оставили. Поэтический талант ослабел. Вера в прежние идеалы утратилась, а новых не являлось на смену. Нужда, постоянные физические недомогания и несчастная страсть к вину, от которой он не в силах был отделаться, делали его тяжелое положение еще более невыносимым. За несколько лет до смерти он сошелся с пожилой вдовой англичанкой, которая ухаживала за ним, как за ребенком, но которая, по своему неразвитию, не могла делить с ним умственных его интересов. Умер Огарев в 1877 году 31 мая в Гринвиче, недалеко от Лондона.
Из всего литературного наследия Огарева самым ценным считаются его лирические стихотворения, которым, главным образом, он обязан своею известностью. В печати Огарев появился в первый раз в «Телескопе» 1831 года с двумя переводными философскими трактатами. Первые стихотворные опыты Огарева, увидевшие свет только после смерти его в конце прошлого столетия, свидетельствуют о том, что поэт начал свою деятельность с увлечения теми направлениями романтизма, какие господствовали у нас в тридцатых годах. Недостатки этих опытов, вероятно, ясны были и для самого автора. По крайней мере, он решился выступить в печати в качестве стихотворца только в начале сороковых