человѣческой, началъ въ юродствѣ оскорблять то игумена, то братію, то мірянъ, такъ что иные били его.
Онъ вошелъ опять въ ту пещеру, въ которой жилъ; собравъ къ себѣ дѣтей, облекалъ ихъ въ чернеческія одежды; за то доставалось ему и отъ игумена Никона, и отъ родителей дѣтей тѣхъ. Онъ переносилъ все: и побои, и наготу, и холодъ. Въ одно время затопилъ онъ у себя печь въ пещерѣ; печь была худая, огонь разгорѣлся и сталъ вылетать сквозь щели печи. Не имѣя чѣмъ заслонить печи, онъ босыми ногами сталъ на огонь и сошелъ только тогда, какъ прогорѣла печь. Много и другаго разсказывали о немъ, говоритъ преп. лѣтописецъ, а иное и самъ я видѣлъ. Онъ до того наконецъ взялъ силу надъ бѣсами, что считалъ ни вочто ихъ мечты и страхи, встрѣчалъ какъ мухъ. «Вы обманули меня прежде въ пещерѣ, говорилъ онъ, но отъ того, что не зналъ я тогда вашихъ хитростей; теперь же со мною Господь Іисусъ Христосъ, мой Богъ, и молитва отца моего Ѳеодосія, надѣюсь побѣдить васъ». Бѣсы творили ему много пакостей. «Ты нашъ, говорили они, ты поклонялся нашему старѣйшинѣ и намъ». Вашъ старѣйшина — врагъ Христа, и вы — бѣсы злые, отвѣчалъ онъ, ограждаясь крестнымъ знаменіемъ, и они исчезали. Иногда приходили къ нему ночью и, стараясь навесть страхъ на него, являлись многолюдною толпою, съ заступами, и шумѣли: раскопаемъ эту пещеру и его погребемъ здѣсь; другіе кричали: бѣги Исакій, хотятъ тебя погребсти. А онъ отвѣчалъ: если бы вы были добрые, то пришли бы днемъ; но вы тма, во тмѣ ходите, тма доля ваша. И осѣнялъ ихъ крестомъ и они исчезали. Въ другой разъ страшили его то медведемъ, то дикимъ звѣ-
