укрой на темную ночь меня несчастнаго, я заблудился, впусти ради Бога.
— Эхъ родной, жаль мнѣ тебя, да и впустить то боюсь право, не знаю что мнѣ съ тобою дѣлать.
— Впусти, будь мать родная, заставь вѣчно Бога за тебя молить.
— Жаль мнѣ тебя, неча дѣлать, ступай. Вотъ, когда калитка отперлась, нашъ прохожій вошелъ, на дворъ и поклонился женщинѣ, она стояла у калитки, но заперла калитку и пошла въ сѣни, сказавъ ему: «Ступай родной за мною». Когда нашъ путникъ вошелъ въ покой, помолился иконамъ и сѣлъ на лавку, то женщина стала его разспрашивать, кто онъ такой, откуда, и куда путь держитъ? Не сталъ онъ скрываться и разсказалъ женщинѣ что ему судьбой назначено и куда онъ идетъ, та его выслушала, да и головой покачала.—Охъ ты родимой мой, горемычный, безталанный дитятко, худому съ тобой случится должно и никто тебѣ помочь не возмется, кромѣ моего мужа, онъ страшный разбойникъ и по грѣхамъ своимъ сдѣлался другомъ и пріятелемъ самому старшему бѣсу, такимъ пріятелемъ, что тотъ его, своимъ кумомъ назвалъ, вотъ если-бы мужа попросить, да взялся-бы онъ, такъ онъ, что нибудь-бы да могъ сдѣ-
укрой на тёмную ночь меня, несчастного, я заблудился, впусти ради бога.
— Эх, родной, жаль мне тебя, да и впустить-то боюсь, право, не знаю, что мне с тобою делать.
— Впусти, будь мать родная, заставь вечно бога за тебя молить.
— Жаль мне тебя, неча делать, ступай.
Вот, когда калитка отперлась, наш прохожий вошёл на двор и поклонился женщине. Она стояла у калитки, но заперла калитку и пошла в сени, сказав ему:
— Ступай, родной, за мною.
Когда наш путник вошёл в покой, помолился иконам и сел на лавку, то женщина стала его расспрашивать, кто он такой, откуда и куда путь держит? Не стал он скрываться и рассказал женщине, что ему судьбой назначено и куда он идёт. Та его выслушала да и головой покачала:
— Ох ты, родимой мой, горемычный, бесталанный дитятко, худому с тобой случится должно и никто тебе помочь не возьмётся кроме моего мужа. Он страшный разбойник и по грехам своим сделался другом и приятелем самому старшему бесу, таким приятелем, что тот его своим кумом назвал. Вот если бы мужа попросить, да взялся бы он, так он что-нибудь бы да мог сде-
