Горное гнѣздо. Романъ Д. Н. Мамина-Сибиряка. Изданіе И. А. Пономарева. Москва. Цѣна 1 р. 50 к. Этотъ романъ былъ помѣщенъ въ Отечественныхъ Запискахъ и принадлежитъ въ числу раннихъ произведеній г. Мамина, начавшаго свое литературное поприще подъ псевдонимомъ «Сибирякъ». Уроженецъ Урала, Д. Н. Маминъ горячо любитъ свою прекрасную страну, превосходно знаетъ бытъ ея жителей и изображаетъ его въ своихъ произведеніяхъ такъ вѣрно и ярко, что передъ читателемъ въ живой беллетристической формѣ развертываются картины, полныя бытоваго и этнографическаго интереса. Въ романѣ Горное гнѣздо мы видимъ представителей всѣхъ слоевъ уральскаго горнозаводскаго дѣла, начиная съ простыхъ рабочихъ и кончая «владыкой» этого мірка, — владѣльцемъ полумилліона десятинъ земли съ единственною въ мірѣ горой, «которая заключаетъ въ себѣ тридцать милліардовъ пудовъ лучшей въ свѣтѣ желѣзной руды». Русскій «набабъ», какъ его называетъ авторъ, выведенъ въ романѣ подъ именемъ Евгенія Константиновича Лаптева и является одною изъ любопытнѣйшихъ личностей въ нашей литературѣ, почти типическою. „На своихъ заводахъ, — разсказываетъ авторъ, — Лаптевъ былъ всего разъ десятилѣтнимъ мальчикомъ, когда онъ пріѣзжалъ въ Россію изъ-за границы, гдѣ родился, получилъ воспитаніе и жилъ до послѣдняго времени. Впрочемъ, вся восходящая линія Лаптевыхъ вела точно такой же образъ жизни, появляясь въ Россіи наѣздомъ. Исключеніе составляли только первые представители этой семьи, которые основали заводы и жили въ нихъ безвыѣздно. Это была крѣпкая мужицкая семья настоящихъ «рассейскихъ» лапотниковъ: первымъ въ родословномъ древѣ заводовладѣльцевъ считался Гордѣй, по прозванію Лапоть. Просматривая семейную хронику Лаптевыхъ, можно удивляться, какими быстрыми шагами совершилось полное вырожденіе ея членовъ подъ натискомъ чужеземной цивилизаціи и собственныхъ богатствъ… За первыми двумя поколѣніями «начинается цѣлый рядъ тѣхъ „русскихъ принцевъ“, которые удивляли Европу и, въ частности, облюбованный ими Парижъ тысячами безобразій и чисто-русскимъ самодурствомъ»… «Нѣкоторые изъ представителей этой фамиліи не только не бывали въ Россіи ни разу, но даже не умѣли говорить по-русски; единственнымъ основаніемъ фигурировать въ качествѣ „русскихъ принцевъ“ были тѣ крѣпостные рубли, которые текли съ Урала на веселую далекую заграницу неизсякаемою, широкою волной. Эти мужицкіе выродки представляли собой замѣчательную галлерею психически больныхъ людей, падавшихъ жертвой наслѣдственныхъ пороковъ и развращающаго вліянія колоссальныхъ богатствъ…» Далѣе слѣдуетъ характеристика-портретъ тридцатилѣтняго «набаба», вокругъ котораго происходитъ все дѣйствіе романа. «По природѣ онъ былъ ни золъ, ни глупъ, но отчасти воспитаніе, отчасти обстановка, отчасти грѣхи предковъ сдѣлали изъ него капризнаго ребенка съ отшибленною волей…» и не только капризнаго, но и вѣчно скучающаго, не знающаго, что дѣлать, чѣмъ себя занять, не знающаго даже, что онъ сдѣлаетъ черезъ минуту, такъ же точно, какъ не могли этого предвидѣть люди самые близкіе къ нему съ его дѣтства. Отъ всей этой фигуры вѣетъ какимъ-то утомленіемъ, не личнымъ только, а и наслѣдственнымъ. На нѣсколько мгновеній его можетъ оживить и какъ будто заинтересовать лишь какая-нибудь неожиданная, эксцентричная выходка, имъ еще невиданная. И вотъ вокругъ этого-то умственно и психически истрепаннаго «выродка», ничтожнаго и жалкаго, извивается и пресмыкается цѣлая толпа дрянныхъ людишекъ, дѣльцовъ, забавниковъ и проходимцевъ, готовыхъ каждую минуту перегрызть другъ
