— И онъ такъ и не узнаетъ, кто ее прислалъ. Она вдвое больше Тайни-Тима. Джо Миллеръ никогда бы не придумалъ подобной штуки—послать Бобу индѣйку!
Почеркъ, которымъ онъ писалъ адресъ, былъ нетвердъ. Написавъ кое-какъ, Скруджъ спустился внизъ по лѣстницѣ, чтобы открыть дверь и встрѣтить лавочника. Ожидая его, онъ остановился. Молотокъ попался ему на глаза.
— Всю жизнь буду любить его!—воскликнулъ Скруджъ, потрепавъ его.—А прежде я почти не замѣчалъ его. Какое честное выраженіе лица! Удивительный молотокъ! А вотъ и индѣйка! Ура! Какъ поживаете? Съ праздникомъ!
Ну, и индѣйка! Врядъ ли эта птица могла стоять на ногахъ? Онѣ мгновенно переломились бы, какъ сургучныя палки!
— Да, ее невозможно будетъ отнести въ Камденъ-Таунъ!—воскликнулъ Скруджъ.—Придется нанять извозчика.
Со смѣхомъ говорилъ онъ это, со смѣхомъ платилъ за индѣйку, со смѣхомъ отдалъ деньги извозчику, со смѣхомъ наградилъ мальчика—и все это кончилось такимъ припадкомъ хохота, что онъ былъ принужденъ сѣсть на стулъ, едва переводя духъ, хохоча до слезъ, до коликъ.
Выбриться теперь, когда такъ сильно дрожали руки, было нелегко: бритье требуетъ вниманія даже и тогда, когда вы совершенно спокойны. Ну, да и то не бѣда—если онъ сбрѣетъ кончикъ носа, можно будетъ наложить кусочекъ липкаго пластыря, и дѣло въ шляпѣ!
Одѣвшись въ самое лучшее платье, Скруджъ вышелъ, наконецъ, на улицу. Толпа народа сновала такъ же, какъ и во время его скитаній съ духомъ нынѣшняго Рождества. Заложивъ руки назадъ, Скруджъ съ радостной улыбкой смотрѣлъ на каждаго. Выраженіе его лица было такъ привѣтливо, что трое добродушныхъ прохожихъ сказали ему: «Добраго утра, сэръ! Съ праздникомъ!»—и
