вижу при свѣтѣ свѣчей. Мнѣ очень не хочется, чтобы вашъ отецъ, придя домой, замѣтилъ, что глаза мои такъ утомлены.
— Давно бы пора ему придти,—отвѣтилъ Петръ, закрывая книгу.—Мнѣ кажется, что нѣсколько послѣднихъ вечеровъ онъ ходитъ медленнѣе, чѣмъ обыкновенно.
Снова воцарилось молчаніе. Наконецъ, жена Крэтчита сказала твердымъ веселымъ голосомъ, который вдругъ оборвался.
— Я знаю, что онъ… Помню, бывало, и съ Тайни-Тимомъ на плечѣ онъ ходилъ быстро.
— И я помню это,—воскликнулъ Петръ.
— И я,—отозвался другой.—Всѣ видѣли это.
— Но онъ былъ очень легокъ,—начала она снова, усердно занимаясь работой,—и отецъ такъ любилъ его, что для него не составляло труда носить его. А вотъ и онъ!
И она поспѣшила навстрѣчу маленькому Бобу, закутанному въ свой неизмѣнный шарфъ.
Приготовленный къ его возвращенію чай подогрѣвался у камина, и всѣ старались прислуживать Бобу, кто чѣмъ могъ. Затѣмъ два маленькихъ Крэтчита взобрались къ нему на колѣни, и, каждый изъ нихъ приложилъ маленькую щечку къ его щекѣ, какъ бы говоря: не огорчайся, папа! Бобъ былъ очень веселъ и радостно болталъ со всѣми. Увидѣвъ на столѣ работу, онъ похвалилъ мистриссъ Крэтчитъ и дѣвочекъ за усердіе и быстроту; они, навѣрное, кончатъ ее раньше воскресенія.
— Воскресенія! Ты уже былъ тамъ сегодня, Робертъ?—сказала мистриссъ Крэтчитъ.
— Да, дорогая,—отозвался Бобъ.—Жаль что ты не могла пойти туда, у тебя отлегло бы на сердцѣ при видѣ зеленой травы, которой заросло то мѣсто. Да ты еще увидишь его. Я обѣщалъ приходить туда каждое воскресеніе. Мой бѣдный мальчикъ, мое бѣдное дитя!
