шая правда. Онъ былъ не только боленъ, онъ лежалъ при смерти. Къ кому же перейдетъ нашъ долгъ?
— Я не знаю. Я думаю, мы еще успѣемъ приготовить деньги къ сроку. Едва ли его преемникъ окажется столь же безжалостнымъ кредиторомъ. Мы можемъ спокойно спать, Каролина.
Да. Какъ ни старались они скрыть своихъ чувствъ, они все-таки испытывали облегченіе. Лица притихшихъ, собравшихся въ кучку послушать непонятный для нихъ разговоръ дѣтей повеселѣли. Смерть этого человѣка осѣнила счастьемъ этотъ домъ. Единственное чувство, вызванное этой смертью, было чувство радости.
— Если ты хочешь, чтобы эта мрачная комната изгладилась изъ моей памяти,—сказалъ Скруджъ,—покажи мнѣ, духъ, такого человѣка, который сожалѣлъ бы о смерти покойника.
Духъ повелъ его по разнымъ знакомымъ ему улицамъ. Проходя по нимъ, Скруджъ всматривался во все, стараясь найти своего двойника, но нигдѣ не видѣлъ его. Они вошли въ домъ бѣдняка Крэтчита, гдѣ они уже однажды были. Мать и дѣти сидѣли вокругъ огня. Было тихо.
Очень тихо. Маленькіе шалуны Крэтчиты сидѣли въ углу тихо и неподвижно, точно статуэтки, глядя на Петра, державшаго передъ собою книгу. Мать и дочери, занятыя шитьемъ, тоже были какъ-то особенно тихи.
«И онъ взялъ ребенка и поставилъ его посреди нихъ».
Гдѣ слышалъ Скруджъ эти слова? Не приснились же они ему? Навѣрное, мальчикъ прочелъ ихъ, когда они переступили порогъ. Почему же онъ не продолжаетъ?
Мать положила работу на столъ и подняла руки къ лицу.
— Этотъ цвѣтъ раздражаетъ мои глаза,—сказала она.—Ахъ, бѣдный, маленькій Тимъ! Теперь лучше,—сказала жена Крэтчита.—Я хуже
