Въ то время, когда, онъ дѣлалъ это, говорившая до этого женщина бросила свой узелъ на полъ и развязно усѣлась на стулъ, положивъ руки на колѣни, нахально и вызывающе смотря на прочихъ.
— Ну, что изъ того? Что изъ того, миссъ Дильберъ!—сказала женщина.—Каждый человѣкъ имѣетъ право заботиться о самомъ себѣ. Онъ такъ и дѣлалъ всегда.
— Это совершенно вѣрно,—сказала прачка.—Но, кажется, никто не воспользовался этимъ правомъ въ большей степени, чѣмъ онъ.
— Ну, чего вы таращите глаза другъ на друга, точно другъ друга боитесь? Кто знаетъ объ этомъ? Кажется, намъ нѣтъ смысла строить другъ другу каверзы.
— Конечно,—сказали въ одинъ голосъ Дильберъ и слуга гробовщика.—Конечно!
— Ну, и отлично,—воскликнула женщина.—Довольно объ этомъ. Кому станетъ хуже отъ того, что мы кое-что взяли? Не мертвецу же!
— Разумѣется,—сказала Дильберъ, смѣясь.
— Если этотъ скаредъ хотѣлъ сохранить всѣ эти вещички послѣ смерти,—продолжала женщина,—то почему при жизни онъ никому не дѣлалъ добра: вѣдь если бы онъ былъ подобрѣе, навѣрное нашелся бы кто-нибудь, кто приглядѣлъ бы за нимъ при кончинѣ, не оставилъ бы его одинокимъ при послѣднемъ издыханіи.
— Нѣтъ словъ справедливѣе этихъ!—сказала Дильберъ.—Вотъ и наказаніе ему.
— Было бы даже лучше, если бы оно было потяжелѣе!—отвѣтила женщина.—Оно и было бы таковымъ, повѣрьте мнѣ, если бы только я могла забрать еще что-нибудь. Развяжите узелъ, старикъ Джо и назначьте цѣну за вещи. Говорите на чистоту. Я не боюсь того, что вы развяжите мой узелъ первымъ, а они увидятъ содержимое его. Кажется, мы довольно хорошо знаемъ за-
