Тайни-Тимъ сидѣлъ рядомъ съ отцомъ на своемъ маленькомъ стулѣ. Бобъ любовно держалъ его худую ручку въ своей рукѣ, точно боялся, что его отнимутъ у него, и хотѣлъ удержать.
— Духъ,—сказалъ Скруджъ съ участіемъ, котораго раньше никогда не испытывалъ,—скажи, будетъ ли живъ Тайни-Тимъ?
— Въ уголкѣ, возлѣ камина я вижу пустой стулъ,—отвѣтилъ духъ,—и костыль, который такъ заботливо оберегаютъ. Если тѣни не измѣнятся, ребенокъ умретъ.
— Нѣтъ, нѣтъ!—воскликнулъ Скруджъ.—О, нѣтъ! Добрый духъ, скажи, что смерть пощадитъ его.
— Если тѣни не измѣнятся, духъ будущаго Рождества уже не встрѣтитъ его здѣсь,—сказалъ духъ.—Что же изъ того? Если онъ умретъ, онъ сдѣлаетъ самое лучшее, ибо убавитъ излишекъ населенія.
Скруджъ склонилъ голову, услышавъ свои собственныя слова и почувствовалъ печаль и раскаяніе.
— Человѣкъ,—сказалъ духъ,—если въ тебѣ сердце, а не камень, воздержись отъ нечестивыхъ словъ, пока не узнаешь, что такое излишекъ населенія. Тебѣ ли рѣшать, какіе люди должны жить, какіе умирать? Передъ очами Бога, можетъ быть, ты болѣе недостойный, и имѣешь меньше права на жизнь, чѣмъ милліоны подобныхъ ребенку этого бѣдняка. Боже! Каково слушать букашку, разсуждающую о такихъ же, какъ она сама, букашкахъ, живущихъ въ пыли и прахѣ!
Скруджъ, дрожа, наклонилъ голову и опустилъ глаза. Но онъ снова быстро поднялъ ихъ, услышавъ свое имя.
— За мистера Скруджа!—сказалъ Бобъ.—Пью за здоровье Скруджа, виновника этого праздника.
— Дѣйствительно, виновникъ праздника!—воскликнула мистриссъ Крэтчитъ, краснѣя.—Какъ бы я хотѣла, чтобы онъ былъ здѣсь. Я бы все
