онъ дастъ вамъ утѣшеніе и радость, что постаралась бы сдѣлать и я, мнѣ нѣтъ причинъ роптать.
— Какой же это кумиръ?—спросилъ Скруджъ.
— Деньги.
— Въ вашихъ словахъ безпристрастный приговоръ свѣта! Такова людская правда!—сказалъ онъ.—Ничто не порицается такъ сурово, какъ бѣдность, и вмѣстѣ съ тѣмъ ничто такъ безпощадно не осуждается, какъ стремленіе къ наживѣ.
— Вы ужъ слишкомъ боитесь свѣта,—отвѣтила она кротко.—Всѣ ваши другія надежды потонули въ желаніи избѣжать низкихъ упрековъ этого свѣта. Я видѣла, какъ всѣ ваши благородныя стремленія отпадали одно за другимъ, пока страсть къ наживѣ не поглотила васъ окончательно. Развѣ это не правда?
— Что же изъ того?—возразилъ онъ.—Что же изъ того, что я сдѣлался гораздо умнѣе? Развѣ я перемѣнился по отношенію къ вамъ?
Она покачала головой.
— Перемѣнился?
— Союзъ нашъ былъ заключенъ давно. Въ тѣ дни мы оба были молоды, всѣмъ довольны и надѣялись совмѣстнымъ трудомъ улучшить со временемъ наше матеріальное положеніе. Но вы перемѣнились. Въ то время вы были другимъ.
— Я былъ тогда мальчишкой,—сказалъ Скруджъ съ нетерпѣніемъ.
— Ваше собственное чувство подсказываетъ вамъ, что вы были не такимъ, какъ теперь,—отвѣтила она.—Я же осталась такою же, какъ прежде. То, что сулило счастье, когда мы любили другъ друга, теперь, когда мы чужды другъ другу, предвѣщаетъ горе. Какъ часто, съ какою болью въ сердцѣ я думала объ этомъ! Скажу одно: я уже все обдумала и рѣшила освободить васъ отъ вашего слова.
