зывая его за проступки и преступленія; но Римляне всегда считали произвольнымъ и несправедливымъ такой спеціальный законъ, который подвергаетъ только одно отдѣльное лицо наказанію или угрозѣ наказанія за дѣянія, невоспрещенныя для всѣхъ вообще, — хотя 6ы при этомъ и были соблюдены всѣ формальности. Еще гораздо болѣе была стѣснена община относительно права собственности и скорѣе совпадающихъ чѣмъ сопряженныхъ съ нимъ правъ семейныхъ; въ Римѣ, — не такъ, какъ въ Ликурговскомъ полицейскомъ государствѣ, — семейство не уничтожалось для того, чтобъ на его счетъ возвысилась община. То было однимъ изъ самыхъ безспорныхъ и самыхъ замѣчательныхъ принциповъ древнѣйшаго римскаго государственнаго устройства, что государство могло заковать и казнить гражданина, но не могло отнять у него ни сына ни пахатной земли и даже не могло облагать его налогами. Въ дѣлахъ этого рода и въ другихъ ему подобныхъ, сама община была стѣснена въ своихъ отношеніяхъ къ гражданамъ, и это ограниченіе ея правъ не было отвлеченнымъ понятіемъ, а находило для себя выраженіе и практическое примѣненіе въ легальномъ veto сената, который, безъ сомнѣнія, имѣлъ право и былъ обязанъ кассировать всякое общинное постановленіе, несогласное съ вышеупомянутымъ основнымъ принципомъ. Никакая другая община не была такъ полновластна у себя дома, какъ римская; но и ни въ какой другой общинѣ сознававшій свою безупречность гражданинъ не былъ такъ-же, какъ въ римской, обезпеченъ въ своихъ правахъ по отношенію къ своимъ согражданамъ и къ самому государству.
Такъ управлялась римская община, въ которой свободный народъ умѣлъ повиноваться при полномъ отреченіи отъ всякой мистически-религіозной одури, при безусловномъ равенствѣ передъ закономъ и между собою и съ рѣзкимъ отпечаткомъ самобытной національности, а въ то же время, — какъ это будетъ объяснено далѣе, — онъ великодушно и разумно растворялъ настежъ свои двери для сношеній съ чужими странами. Это государственное устройство не было ни выдуманнымъ, ни заимствованнымъ, а выросло въ римскомъ народѣ и вмѣстѣ съ нимъ. Оно было, понятнымъ образомъ, основано на однихъ началахъ съ болѣе древнимъ италійскимъ государственнымъ устройствомъ, съ греко-италійскимъ и съ индо-германскимъ; но между тѣми формами государственнаго устройства, которыя обрисованы въ поэмахъ Гомера или въ разсказахъ Тацита о Германіи, и древнѣйшей организаціей римской общины тянется необозримо-длинная нить различныхъ фазисовъ государственнаго развитія. Въ одобрительныхъ возгласахъ эллинскихъ народныхъ сходокъ и въ бряцаніи щитовъ на германскихъ сходкахъ, пожалуй, также выражалась верховная власть общины; но оттуда еще было далеко до установленной закономъ компетенціи и до облеченныхъ въ установленную форму постановленій латинскаго куріальнаго собранія. Нѣтъ ничего
зывая его за проступки и преступления; но Римляне всегда считали произвольным и несправедливым такой специальный закон, который подвергает только одно отдельное лицо наказанию или угрозе наказания за деяния, не воспрещённые для всех вообще, — хотя 6ы при этом и были соблюдены все формальности. Ещё гораздо более была стеснена община относительно права собственности и скорее совпадающих чем сопряжённых с ним прав семейных; в Риме, — не так, как в Ликурговском полицейском государстве, — семейство не уничтожалось для того, чтобы на его счёт возвысилась община. То было одним из самых бесспорных и самых замечательных принципов древнейшего римского государственного устройства, что государство могло заковать и казнить гражданина, но не могло отнять у него ни сына, ни пахотной земли и даже не могло облагать его налогами. В делах этого рода и в других ему подобных, сама община была стеснена в своих отношениях к гражданам, и это ограничение её прав не было отвлечённым понятием, а находило для себя выражение и практическое применение в легальном veto сената, который, без сомнения, имел право и был обязан кассировать всякое общинное постановление, несогласное с вышеупомянутым основным принципом. Никакая другая община не была так полновластна у себя дома, как римская; но и ни в какой другой общине сознававший свою безупречность гражданин не был так же, как в римской, обеспечен в своих правах по отношению к своим согражданам и к самому государству.
Так управлялась римская община, в которой свободный народ умел повиноваться при полном отречении от всякой мистически-религиозной одури, при безусловном равенстве перед законом и между собою и с резким отпечатком самобытной национальности, а в то же время, — как это будет объяснено далее, — он великодушно и разумно растворял настежь свои двери для сношений с чужими странами. Это государственное устройство не было ни выдуманным, ни заимствованным, а выросло в римском народе и вместе с ним. Оно было, понятным образом, основано на одних началах с более древним италийским государственным устройством, с греко-италийским и с индо-германским; но между теми формами государственного устройства, которые обрисованы в поэмах Гомера или в рассказах Тацита о Германии, и древнейшей организацией римской общины тянется необозримо-длинная нить различных фазисов государственного развития. В одобрительных возгласах эллинских народных сходок и в бряцании щитов на германских сходках, пожалуй, также выражалась верховная власть общины; но оттуда ещё было далеко до установленной законом компетенции и до облечённых в установленную форму постановлений латинского куриального собрания. Нет ничего
