взысканіи вышеупомянутаго налога (tributum) и при раздѣленіи пріобрѣтенныхъ войною пахатныхъ полей.
Права гражданства. Но римское гражданство выступаетъ на сцену не въ одной только роли исполнителя повинностей и служителя; оно участвовало и въ общественномъ управленіи. Всѣ члены общины, за исключеніемъ женщинъ и еще неспособныхъ носить оружіе малолѣтнихъ мущинъ, стало-быть, — какъ они называются въ воззваніяхъ, — всѣ «копьеносцы» (quirites) сходились на мѣсто народныхъ собраній, когда царь созывалъ ихъ для того, чтобъ сдѣлать имъ какое-нибудъ сообщеніе (conventio, contio), или же формально назначалъ имъ на третью недѣлю (in trinum noundinum) сходку (comitia) для того, чтобъ отобрать отъ нихъ отвѣты по куріямъ. На такія сходки онъ формально созывалъ, по обыкновенію, два раза въ годъ, на 24 марта и на 24 мая, но сверхъ того такъ часто, какъ находилъ это нужнымъ; но граждане всегда созывались не для того, чтобъ говорить, а для того, чтобъ слушать, и не для того, чтобъ дѣлать вопросы, а для того, чтобъ отвѣчать на нихъ. На сходкѣ никто не говорилъ, кромѣ царя или кромѣ того, кому царь это дозволялъ; граждане только отвѣчали на царскій вопросъ безъ коментаріевъ, безъ объясненія мотивовъ, безъ оговорокъ и не раздѣляя вопроса на части. Тѣмъ не менѣе римская гражданская община, — точно такъ-же, какъ германская и, по всему вѣроятію, точно такъ-же, какъ самая древняяя индо-германская, — была настоящей и высшей представительницей идеи государственнаго самодержавія, хотя при обыкновенномъ ходѣ вещей это самодержавіе заключалось или выражалось только въ томъ, что гражданство добровольно обязывалось повиноваться своему главѣ. Съ цѣлію вызвать такое обязательство, царь обращался, послѣ своего вступленія въ должность, къ собравшимся куріямъ съ вопросомъ: намѣрены-ли онѣ быть ему вѣрными и покорными и признавать, по установленному обыкновенію, и его собственную власть и власть его разсыльныхъ (lictores), — съ вопросомъ, на который, безъ сомнѣнія, нельзя было отвѣчать отрицательно, точно такъ-же, какъ въ наслѣдственной монархіи нельзя отказаться отъ точно такого-же изъявленія покорности. Отсюда самъ собою вытекалъ тотъ фактъ, что при нормальномъ ходѣ дѣлъ гражданство не принимало въ качествѣ самодержца участія въ управленіи общественными дѣлами. Пока общественная дѣятельность ограничивается примѣненіемъ существующихъ установленій, въ нее не можетъ и не должна вмѣшиваться верховная власть государства: управляетъ законъ, а не законодатель. Другое дѣло, если являлась необходимость что-либо измѣнить въ установленныхъ закономъ порядкахъ или только допустить уклоненіе отъ этихъ порядковъ въ какомъ нибудь отдѣльномъ случаѣ; тогда и по римскому государственному устройству гражданство принимало на себя дѣятельную роль и пользовалось своею верховною властію
взыскании вышеупомянутого налога (tributum) и при разделении приобретённых войною пахотных полей.
Права гражданства Но римское гражданство выступает на сцену не в одной только роли исполнителя повинностей и служителя; оно участвовало и в общественном управлении. Все члены общины, за исключением женщин и ещё неспособных носить оружие малолетних мужчин, стало быть, — как они называются в воззваниях, — все «копьеносцы» (quirites) сходились на место народных собраний, когда царь созывал их для того, чтобы сделать им какое-нибудь сообщение (conventio, contio), или же формально назначал им на третью неделю (in trinum noundinum) сходку (comitia) для того, чтоб отобрать от них ответы по куриям. На такие сходки он формально созывал, по обыкновению, два раза в год, на 24 марта и на 24 мая, но сверх того так часто, как находил это нужным; но граждане всегда созывались не для того, чтобы говорить, а для того, чтобы слушать, и не для того, чтобы делать вопросы, а для того, чтобы отвечать на них. На сходке никто не говорил, кроме царя или кроме того, кому царь это дозволял; граждане только отвечали на царский вопрос без комментариев, без объяснения мотивов, без оговорок и не разделяя вопроса на части. Тем не менее римская гражданская община, — точно так же, как германская и, по всему вероятию, точно так же, как самая древняя индо-германская, — была настоящей и высшей представительницей идеи государственного самодержавия, хотя при обыкновенном ходе вещей это самодержавие заключалось или выражалось только в том, что гражданство добровольно обязывалось повиноваться своему главе. С целью вызвать такое обязательство, царь обращался, после своего вступления в должность, к собравшимся куриям с вопросом: намерены ли они быть ему верными и покорными и признавать, по установленному обыкновению, и его собственную власть и власть его рассыльных (lictores), — с вопросом, на который, без сомнения, нельзя было отвечать отрицательно, точно так же, как в наследственной монархии нельзя отказаться от точно такого же изъявления покорности. Отсюда сам собою вытекал тот факт, что при нормальном ходе дел гражданство не принимало в качестве самодержца участия в управлении общественными делами. Пока общественная деятельность ограничивается применением существующих установлений, в неё не может и не должна вмешиваться верховная власть государства: управляет закон, а не законодатель. Другое дело, если являлась необходимость что-либо изменить в установленных законом порядках или только допустить уклонение от этих порядков в каком-нибудь отдельном случае; тогда и по римскому государственному устройству гражданство принимало на себя деятельную роль и пользовалось своею верховною властью
