Страница:Римская История. Том 1 (Моммзен, пер. Неведомский) 1887.djvu/234

Эта страница выверена

кишка; также barbitusβάρβιτος) не была, какъ флейта, туземнымъ инструментомъ въ Лаціумѣ, и всегда считалась тамъ за чужеземное произведеніе; а о томъ, съ какихъ древнихъ временъ она была тамъ усвоена, свидѣтельствуютъ частію варварское искаженіе ея греческаго названія, частію ея употребленіе даже при совершеніи священныхъ обрядовъ[1]. Что въ ту пору текли въ Лаціумъ струи изъ легендарной сокровищницы Грековъ, видно изъ того, что онъ такъ охотно принималъ скульптурныя произведенія Грековъ, возникшія изъ представленій всецѣло принадлежавшихъ къ поэтическому запасу греческой націи; и древне-латинскія извращенія Персефоны въ Прозерпину, Беллерофонта въ Мелерпанту, Киклопса въ Коклеса, Лаомедона въ Алюмента, Ганимеда въ Катамита, Нейлоса въ Мелуса, Семелы въ Стимулу доказываютъ, въ какія древнія времена такіе разсказы доходили до Латиновъ и повторялись ими. Въ особенности главный городской римскій праздникъ (ludi maximi, Romani) былъ обязанъ если не своимъ происхожденіемъ, то своимъ позднѣйшимъ устройствомъ ничему иному, какъ греческому вліянію. Это было чрезвычайное благодарственное торжество, которое обыкновенно устраивалось вслѣдствіе обѣта, даннаго полководцемъ передъ битвой и потому справлялось осенью по возвращеніи арміи изъ похода въ честь капитолійскаго Юпитера и находившихся при немъ боговъ. Торжественная процессія направлялась къ ристалищу, находившемуся между Палатиномь и Авентиномъ и состоявшему изъ арены и изъ амфитеатра для зрителей: впереди шло все римское отрочество, выстроенное по отдѣленіямъ гражданской конницы и пѣхоты; затѣмъ шли бойцы и ранѣе описанныя группы танцовщиковъ, каждая съ своей особой музыкой; далѣе шли служители боговъ съ кадильницами и съ другой священной утварью; наконецъ несли носилки съ изображеніями самихъ бо-

    съ Порсеной, что первый изъ нихъ еще въ дѣтствѣ учился этрусскому языку [Донисій 5, 28; Плутархъ, Poplicola 17; сравн. Діонисія 3, 70].

  1. Объ употребленіи лиры при богослужебныхъ обрядахъ свидѣтельствуютъ: Цицеронъ, De orat. 3. 51, 197; и Tusc. quaest. 4, 2, 4; Діонисій 7, 72; Аппианъ, Пунич. ист. 66 и надпись у Орелли 2448, сравн. 1803. Она употреблялась и при похоронныхъ пѣсняхъ, nenia [Варронъ у Нонія подъ заголовками nenia и praeficae]. Но тѣмъ не менѣе игра на лирѣ считалась приличной [Сципіонъ у Макробія Saturn. 2, 10 и въ др. м.] Изъ запрещенія музыки въ 639 году были исключены только „латинскіе флейтисты вмѣстѣ съ пѣвцами“, но не музыканты, игравшіе на струнныхъ инструментахъ, и гости пѣли на пирахъ только подъ звуки флейты [Катонъ у Цицерона въ Tusc. quaest., 1, 2, 3. 4, 2, 3; Варронъ у Нонія подъ заголовкомъ assa voce; Горац. Carm. 4, 15, 30]. Квинтиліанъ, утверждая противное [Inst. 1, 10, 20], отнесъ къ частнымъ пирушкамъ то, что Цицеронъ [Dе Orat. 3, 51] разсказываетъ о пиршествахъ боговъ.
Тот же текст в современной орфографии

кишка; также barbitusβάρβιτος) не была, как флейта, туземным инструментом в Лациуме, и всегда считалась там за чужеземное произведение; а о том, с каких древних времен она была там усвоена, свидетельствуют частью варварское искажение её греческого названия, частью её употребление даже при совершении священных обрядов[1]. Что в ту пору текли в Лациум струи из легендарной сокровищницы греков, видно из того, что он так охотно принимал скульптурные произведения греков, возникшие из представлений всецело принадлежавших к поэтическому запасу греческой нации; и древнелатинские извращения Персефоны в Прозерпину, Беллерофонта в Мелерпанту, Киклопса в Коклеса, Лаомедона в Алюмента, Ганимеда в Катамита, Нейлоса в Мелуса, Семелы в Стимулу доказывают, в какие древние времена такие рассказы доходили до латинов и повторялись ими. В особенности главный городской римский праздник (ludi maximi, Romani) был обязан если не своим происхождением, то своим позднейшим устройством ничему иному, как греческому влиянию. Это было чрезвычайное благодарственное торжество, которое обыкновенно устраивалось вследствие обета, данного полководцем перед битвой и потому справлялось осенью по возвращении армии из похода в честь капитолийского Юпитера и находившихся при нём богов. Торжественная процессия направлялась к ристалищу, находившемуся между Палатиномь и Авентином и состоявшему из арены и из амфитеатра для зрителей: впереди шло всё римское отрочество, выстроенное по отделениям гражданской конницы и пехоты; затем шли бойцы и ранее описанные группы танцовщиков, каждая с своей особой музыкой; далее шли служители богов с кадильницами и с другой священной утварью; наконец несли носилки с изображениями самих бо-

    с Порсеной, что первый из них еще в детстве учился этрусскому языку [Донисий 5, 28; Плутарх, Poplicola 17; сравн. Дионисия 3, 70].

  1. Об употреблении лиры при богослужебных обрядах свидетельствуют: Цицерон, De orat. 3. 51, 197; и Tusc. quaest. 4, 2, 4; Дионисий 7, 72; Аппиан, Пунич. ист. 66 и надпись у Орелли 2448, сравн. 1803. Она употреблялась и при похоронных песнях, nenia [Варрон у Нония под заголовками nenia и praeficae]. Но тем не менее игра на лире считалась приличной [Сципион у Макробия Saturn. 2, 10 и в др. м.] Из запрещения музыки в 639 году были исключены только «латинские флейтисты вместе с певцами», но не музыканты, игравшие на струнных инструментах, и гости пели на пирах только под звуки флейты [Катон у Цицерона в Tusc. quaest., 1, 2, 3. 4, 2, 3; Варрон у Нония под заголовком assa voce; Горац. Carm. 4, 15, 30]. Квинтилиан, утверждая противное [Inst. 1, 10, 20], отнес к частным пирушкам то, что Цицерон [Dе Orat. 3, 51] рассказывает о пиршествах богов.