ности, между тѣмъ какъ оно было усвоено греческой сценой въ Римѣ лишь черезъ сто лѣтъ послѣ ея основанія; что ателланскія маски были, безспорно, италійскаго происхожденія и, наконецъ, что едва-ли могли бы возникнуть и исполняться на сценѣ импровизированныя пьесы безъ неизмѣнныхъ масокъ, разъ навсегда указывающихъ актеру, какая его роль въ пьесѣ, — то мы должны будемъ отнести неизмѣнныя маски къ зачаткамъ римскихъ драматическихъ представленій или, скорѣе, считать ихъ именно за такіе зачатки.
Древнѣйшее эллинское вліяніе. Если до насъ дошли такія скудныя свѣдѣнія о древнѣйшей цивилизаціи Лаціума и о его искуствахъ, то, понятно, что мы имѣемъ еще болѣе скудныя свѣдѣнія о зачаткахъ вліянія, которому подвергались въ этой сферѣ Римляне извнѣ. Сюда, конечно, можно отнести въ нѣкоторой мѣрѣ знаніе иностранныхъ языковъ и въ особенности греческаго, съ которымъ Латины, конечно, не были вообще знакомы (какъ это уже видно изъ учрежденія особой коллегіи для объясненія Сивиллиныхъ прорицаній, стр. 178), но на которомъ нерѣдко умѣли объясняться торговцы; то-же можно сказать и о тѣсно связанномъ съ изученіемъ греческаго языка умѣньи читать и писать (стр. 209). Впрочемъ цивилизація древняго міра не была основана ни на изученіи иностранныхъ языковъ ни на элементарныхъ техническихъ свѣдѣніяхъ; для цивилизаціи Лаціума имѣли болѣе важное значеніе тѣ художественные элементы, которые онъ уже въ самую раннюю пору заимствовалъ отъ Эллиновъ. Только одни Эллины, но не Финикіяне и не Этруски, имѣли въ этомъ отношеніи вліяніе на Италійцевъ; у этихъ послѣднихъ мы вовсе не находимъ такихъ слѣдовъ художественнаго вліянія, которые указывали-бы на Карѳагенъ или на Цере, и вообще мы должны отнести цивилизацію Финикіянъ и Этрусковъ къ числу тѣхъ выродковъ, которые безплодны въ своемъ развитіи[1]. Но греческое вліяніе не осталось безплоднымъ. Греческая семиструнная лира («струны» — fides, отъ σφίδη,
- ↑ Разсказъ о томъ, что „римскіе мальчики когда-то получали этрусское образованіе точно такъ, какъ впослѣдствіи получали образованіе греческое“ [Ливій, 9, 36] несовмѣстимъ съ нашими свѣдѣніями о коренномъ характерѣ воспитанія римскаго юношества; да и трудно себѣ представить, чему могли-бы научиться римскіе мальчики въ Этруріи. Даже самые ревностные изъ теперешнихъ сторонниковъ Тагесовскаго культа не будутъ утверждать, что изученіе этрусскаго языка играло въ то время въ Римѣ почти такую же роль, какую играетъ въ наше время изученіе французскаго языка; а пониманіе этрусскихъ гаруспицій считалось даже тѣми, кто ими пользовался, за нѣчто позорное для не-Этруска или скорѣе за нѣчто невозможное [Мюллеръ, Этр. 2, 4]. Всѣ эти разсказы были, по всему вѣроятію, извлечены изъ древнѣйшихъ лѣтописей, любившихъ отыскивать причины и послѣдствія событій; а извлекали ихъ тѣ археологи послѣднихъ временъ республики, которые любили все возводить къ Этрускамъ; въ тѣхъ лѣтописяхъ между прочимъ разсказывается по поводу разговора Муція Сцеволы
ности, между тем как оно было усвоено греческой сценой в Риме лишь через сто лет после её основания; что ателланские маски были, бесспорно, италийского происхождения и, наконец, что едва ли могли бы возникнуть и исполняться на сцене импровизированные пьесы без неизменных масок, раз навсегда указывающих актеру, какая его роль в пьесе, — то мы должны будем отнести неизменные маски к зачаткам римских драматических представлений или, скорее, считать их именно за такие зачатки.
Древнейшее эллинское влияние
Если до нас дошли такие скудные сведения о древнейшей цивилизации Лациума и о его искусствах, то, понятно, что мы имеем еще более скудные сведения о зачатках влияния, которому подвергались в этой сфере римляне извне. Сюда, конечно, можно отнести в некоторой мере знание иностранных языков и в особенности греческого, с которым латины, конечно, не были вообще знакомы (как это уже видно из учреждения особой коллегии для объяснения Сивиллиных прорицаний, стр. 178), но на котором нередко умели объясняться торговцы; то же можно сказать и о тесно связанном с изучением греческого языка умении читать и писать (стр. 209). Впрочем цивилизация древнего мира не была основана ни на изучении иностранных языков ни на элементарных технических сведениях; для цивилизации Лациума имели более важное значение те художественные элементы, которые он уже в самую раннюю пору заимствовал от эллинов. Только одни эллины, но не финикияне и не этруски, имели в этом отношении влияние на италийцев; у этих последних мы вовсе не находим таких следов художественного влияния, которые указывали бы на Карфаген или на Цере, и вообще мы должны отнести цивилизацию финикиян и этрусков к числу тех выродков, которые бесплодны в своем развитии[1]. Но греческое влияние не осталось бесплодным. Греческая семиструнная лира («струны» — fides, от σφίδη,- ↑ Рассказ о том, что «римские мальчики когда-то получали этрусское образование точно так, как впоследствии получали образование греческое» [Ливий, 9, 36] несовместим с нашими сведениями о коренном характере воспитания римского юношества; да и трудно себе представить, чему могли бы научиться римские мальчики в Этрурии. Даже самые ревностные из теперешних сторонников тагесовского культа не будут утверждать, что изучение этрусского языка играло в то время в Риме почти такую же роль, какую играет в наше время изучение французского языка; а понимание этрусских гаруспиций считалось даже теми, кто ими пользовался, за нечто позорное для неэтруска или скорее за нечто невозможное [Мюллер, Этр. 2, 4]. Все эти рассказы были, по всему вероятию, извлечены из древнейших летописей, любивших отыскивать причины и последствия событий; а извлекали их те археологи последних времен республики, которые любили всё возводить к этрускам; в тех летописях между прочим рассказывается по поводу разговора Муция Сцеволы
