степени культуры и создали соотвѣтствовавшій этой культурѣ запасъ словъ, а народы, впослѣдствіи выдѣлившіеся изъ этого племени, получили этотъ запасъ, какъ общее достояніе, въ его условно установленномъ употребленіи, и стали самостоятельно строить на этомъ фундаментѣ. Мы находимъ въ этомь запасѣ словъ нетолько самыя простыя обозначенія бытія, различныхъ видовъ дѣятельности и ощущеній, какъ напримѣръ sum, do, pater, — то есть отзвуки тѣхъ впечатлѣній, которыя производитъ на человѣка внѣшній міръ, но также такія слова, которыя принадлежатъ къ числу культурныхъ не только по своимъ корнямъ, но и по своей ясно-опредѣленной обиходной формѣ; они составляютъ общее достояніе индо-германскаго племени и ихъ нельзя объяснить ни одновременнымъ образованіемъ, ни позднѣйшимъ позаимствованіемъ. Такъ напримѣръ о развитіи въ тѣ отдаленныя времена пастушеской жизни свидѣтельствуютъ неизмѣнно-установившіяся названія домашнихъ животных: санскритское gaûs[1] по латыни bos, по гречески βους; санскритское avis по-латыни ovis, по-гречески ὄϊς; санскритское açvas по-латыни equus, по-гречески ἵππος; санскритское hañsas по-латыни anser, по-гречески χην; санскритское âtis, по-гречески νησσα, по-латыни anas; точно такъ и pecus, sus, porcus, taurus, canis — санскритскія слова. Стало быть — то племя, которое со временъ Гомера до нашего времени было представителемъ духовнаго развитія человѣчества, уже пережило въ тѣ отдаленныя времена самую нисшую ступень цивилизаціи — эпоху промысловъ охотничьяго и рыболовнаго, и уже достигло по меньшей мѣрѣ какой-нибудь осѣдлости. Напротивъ того, мы до сихъ поръ не имѣемъ положительныхъ доказательствъ того, что уже въ ту пору оно обработывало поля. Языкъ свидѣтельствуетъ скорѣе противъ, чѣмъ въ пользу этого. Между латинско-греческими названіями хлѣбныхъ растеній ни одно не встрѣчается на санскритскомъ языкѣ только за исключеніемъ слова ζεα, которое соотвѣтствуетъ санскритскому yavas и вообще означаетъ по-индійски ячмень, а по-гречески полбу. Впрочемъ, нельзя не согласиться съ тѣмъ, что это различіе въ названіяхъ хозяйственныхъ растеній, такъ рѣзко отличающееся отъ однообразія въ названіяхъ домашнихъ животныхъ, еще не можетъ считаться за доказательство того, что вовсе несуществовало общаго для всѣхъ племенъ земледѣлія. При первобытныхъ условіяхъ жизни, труднѣе переселять и аклиматизировать растенія, чѣмъ животныхъ, и воздѣлываніе риса у Индійцевъ, пшеницы и полбы у Грековъ и Римлянъ, ржи и овса у Германцевъ и Кельтовъ, можетъ само по себѣ быть приписано существованію какого-нибудь первоначальнаго общаго вида земледѣлія. Но съ другой стороны, одинакое у Грековъ и у Индійцевъ названіе одного колосоваго растенія служитъ доказательствомъ только того, что до раздѣленія племенъ собирались и
- ↑ В 3-м немецком издании — «gdus», во 2-м английском — «gâus». — Примечание редактора Викитеки.
степени культуры и создали соответствовавший этой культуре запас слов, а народы, впоследствии выделившиеся из этого племени, получили этот запас, как общее достояние, в его условно установленном употреблении, и стали самостоятельно строить на этом фундаменте. Мы находим в этом запасе слов не только самые простые обозначения бытия, различных видов деятельности и ощущений, как например sum, do, pater, — то есть отзвуки тех впечатлений, которые производит на человека внешний мир, но также такие слова, которые принадлежат к числу культурных не только по своим корням, но и по своей ясно определённой обиходной форме; они составляют общее достояние индо-германского племени и их нельзя объяснить ни одновременным образованием, ни позднейшим позаимствованием. Так например о развитии в те отдалённые времена пастушеской жизни свидетельствуют неизменно установившиеся названия домашних животных: санскритское gaûs[1] по латыни bos, по гречески βους; санскритское avis по-латыни ovis, по-гречески ὄϊς; санскритское açvas по-латыни equus, по-гречески ἵππος; санскритское hañsas по-латыни anser, по-гречески χην; санскритское âtis, по-гречески νησσα, по-латыни anas; точно так и pecus, sus, porcus, taurus, canis — санскритские слова. Стало быть — то племя, которое со времён Гомера до нашего времени было представителем духовного развития человечества, уже пережило в те отдалённые времена самую низшую ступень цивилизации — эпоху промыслов охотничьего и рыболовного, и уже достигло по меньшей мере какой-нибудь оседлости. Напротив того, мы до сих пор не имеем положительных доказательств того, что уже в ту пору оно обрабатывало поля. Язык свидетельствует скорее против, чем в пользу этого. Между латинско-греческими названиями хлебных растений ни одно не встречается на санскритском языке только за исключением слова ζεα, которое соответствует санскритскому yavas и вообще означает по-индийски ячмень, а по-гречески полбу. Впрочем, нельзя не согласиться с тем, что это различие в названиях хозяйственных растений, так резко отличающееся от однообразия в названиях домашних животных, ещё не может считаться за доказательство того, что вовсе не существовало общего для всех племён земледелия. При первобытных условиях жизни, труднее переселять и акклиматизировать растения, чем животных, и возделывание риса у индийцев, пшеницы и полбы у греков и римлян, ржи и овса у германцев и кельтов, может само по себе быть приписано существованию какого-нибудь первоначального общего вида земледелия. Но с другой стороны, одинаковое у греков и у индийцев название одного колосового растения служит доказательством только того, что до разделения племён собирались и
- ↑ В 3-м немецком издании — «gdus», во 2-м английском — «gâus». — Примечание редактора Викитеки.
