Страница:Римская История. Том 1 (Моммзен, пер. Неведомский) 1887.djvu/181

У этой страницы нет проверенных версий, вероятно, её качество не оценивалось на соответствие стандартам.
Эта страница выверена

сущности немногимъ отличался отъ той робости, съ которой римскій должникъ приближался къ своему правосудному, но очень пунктуальному и могущественному кредитору. Понятно, что такая религія не способствовала развитію художническихъ и философскихъ воззрѣній, а напротивъ того подавляла ихъ. Грекъ облекалъ наивныя идеи древнѣйшихъ временъ въ человѣческую плоть, вслѣдствіе чего его понятія о божествѣ не только обратились въ элементы искуствъ пластическаго и поэтическаго, но достигли вмѣстѣ съ тѣмъ той всеобщности и той эластичности, которыя составляютъ самую глубокую черту человѣческой натуры и именно потому служатъ основами для всѣхъ міровыхъ религій. Благодаря такимъ свойствамъ греческой религіи, простое созерцаніе природы могло достигнуть глубины космогоническихъ воззрѣній, а простое нравственное понятіе — глубины всеобъемлющихъ гуманістическихъ воззрѣній, и въ теченіе долгаго времени греческая религія была въ состояніи обнимать всѣ физическія и метафизическія понятія націи, то-есть все идеальное ея развитіе, и расширяться въ глубь и въ ширину соразмѣрно съ увеличивавшимся содержаніемъ, пока фантазія и философія не разорвали въ куски сосудъ, который былъ ими наполненъ. Напротивъ того, въ Лаціумѣ воплощеніе понятій о божествѣ было такимъ нагляднымъ, что на немъ не могли воспитаться ни художники ни поэты; къ тому-же латинская религія всегда чуждалась искуства и даже относилась къ нему враждебно. Такъ какъ богъ не былъ и не могъ быть ничѣмъ инымъ, какъ одухотвореніемъ земнаго явленія, то онъ находилъ и постоянное для себя мѣсто жительства (templum) и свое видимое изображеніе именно въ этомъ земномъ явленіи; созидаемые человѣческими руками стѣны и идолы могли только исказить и затемнить духовное представленіе. Поэтому первоначальное римское богослуженіе не нуждалось ни въ изображеніяхъ ни въ жилищахъ боговъ и хотя въ Лаціумѣ — вѣроятно по примѣру Грековъ — уже съ раннихъ поръ стали чтить бога въ его изображеніи и построили для него домикъ (aedicula), но такое наглядное представленіе считалось несогласнымъ съ законами Нумы и вообще нечистымъ и чужеземнымъ. Развѣ только за исключеніемъ двуглаваго Януса, въ римской религіи не было ни одного созданнаго ею самой божескаго изображенія и еще Варронъ подсмѣивался надъ толпой, требовавшей куколъ и картинокъ. Отсутствіе всякой творческой силы въ римской религіи было также главной причиной того, что римская поэзія и еще болѣе римская философія никогда не возвышалась надъ уровнемъ совершеннаго ничтожества. — И въ практической сферѣ обнаруживается то же различіе. Римская община извлекла изъ своей религіи ту практическую пользу, что жрецы и въ особенности Понтифики облекли въ опредѣленную форму нравственные законы, которые въ ту эпоху, еще незнакомую съ полицейской опекой государства надъ гражданами, съ одной стороны


Тот же текст в современной орфографии

сущности немногим отличался от той робости, с которой римский должник приближался к своему правосудному, но очень пунктуальному и могущественному кредитору. Понятно, что такая религия не способствовала развитию художнических и философских воззрений, а напротив того подавляла их. Грек облекал наивные идеи древнейших времён в человеческую плоть, вследствие чего его понятия о божестве не только обратились в элементы искусств пластического и поэтического, но достигли вместе с тем той всеобщности и той эластичности, которые составляют самую глубокую черту человеческой натуры и именно потому служат основами для всех мировых религий. Благодаря таким свойствам греческой религии, простое созерцание природы могло достигнуть глубины космогонических воззрений, а простое нравственное понятие — глубины всеобъемлющих гуманистических воззрений, и в течение долгого времени греческая религия была в состоянии обнимать все физические и метафизические понятия нации, то есть всё идеальное её развитие, и расширяться в глубь и в ширину соразмерно с увеличивавшимся содержанием, пока фантазия и философия не разорвали в куски сосуд, который был ими наполнен. Напротив того, в Лациуме воплощение понятий о божестве было таким наглядным, что на нём не могли воспитаться ни художники, ни поэты; к тому же латинская религия всегда чуждалась искусства и даже относилась к нему враждебно. Так как бог не был и не мог быть ничем иным, как одухотворением земного явления, то он находил и постоянное для себя место жительства (templum) и своё видимое изображение именно в этом земном явлении; созидаемые человеческими руками стены и идолы могли только исказить и затемнить духовное представление. Поэтому первоначальное римское богослужение не нуждалось ни в изображениях, ни в жилищах богов и хотя в Лациуме — вероятно по примеру греков — уже с ранних пор стали чтить бога в его изображении и построили для него домик (aedicula), но такое наглядное представление считалось несогласным с законами Нумы и вообще нечистым и чужеземным. Разве только за исключением двуглавого Януса, в римской религии не было ни одного созданного ею самой божеского изображения и ещё Варрон подсмеивался над толпой, требовавшей кукол и картинок. Отсутствие всякой творческой силы в римской религии было также главной причиной того, что римская поэзия и ещё более римская философия никогда не возвышалась над уровнем совершенного ничтожества. — И в практической сфере обнаруживается то же различие. Римская община извлекла из своей религии ту практическую пользу, что жрецы и в особенности понтифики облекли в определённую форму нравственные законы, которые в ту эпоху, ещё незнакомую с полицейской опекой государства над гражданами, с одной стороны