можетъ, даже воровства (laverna); но она не была въ состояніи возбуждать того тайнаго ужаса, къ которому есть также влеченіе въ человѣческомъ сердцѣ; она не была въ состояніи проникнуться тѣмъ, что́ есть непонятнаго и даже злого въ природѣ и въ человѣкѣ, и что́ должно отражаться на религіи, если эта религія хочетъ обнимать всѣ стороны человѣческой жизни. Въ римской религіи едва-ли было что-либо покрытое таинственностію, кромѣ названій городскихъ боговъ Пенатовъ; но сущность и этихъ боговъ была для всякаго понятна. — Національное римское богословіе старалось выяснить для себя всѣ сколько-нибудь значительныя явленія и ихъ свойства, и за тѣмъ, давши каждому изъ нихъ надлежащее названіе, распредѣлить ихъ по разрядамъ (согласно съ той классификаціей лицъ и вещей, которая лежала въ основѣ частнаго права), для того, чтобъ знать, къ какому богу или разряду боговъ слѣдуетъ обращаться и какимъ способомъ, и для того, чтобъ указать этотъ правильный способъ толпѣ (indigitare). Римское богословіе въ сущности и состояло изъ такихъ механически отвлеченныхъ понятій, отличавшихся чрезвычайной простотой и на половину возвышенныхъ, на половину забавныхъ; понятія о посѣвѣ (saeturnus) и полевыхъ работахъ (ops), о почвѣ (tellus) и о межевыхъ камняхъ (terminus) олицетворялись въ самыхъ древнихъ и въ самыхъ высоко-чтимыхъ римскихъ божествахъ. Едва-ли не самымъ своеобразнымъ между всѣми римскими богами и конечно единственнымъ для котораго была придумана чисто-италійская форма поклоненія, былъ двуглавый Янусъ; однако и въ немъ не олицетворяется ничего, кромѣ выражающей боязливую римскую набожность идеи, что передъ начинаніемъ всякаго дѣла слѣдуетъ обращаться съ молитвой къ «духу открытія»; здѣсь также сказывается глубокое убѣжденіе, что римскія понятія о богахъ необходимо должны быть распредѣлены по разрядамъ, между тѣмъ какъ каждый изъ эллинскихъ боговъ, благодаря тому, что былъ одаренъ болѣе яркою индивидуальностію, стоялъ отъ всѣхъ другихъ особнякомъ[1]. Едва-ли не самымъ искреннимъ изъ всѣхъ римскихъ вѣрованій было вѣрованіе въ геніевъ-хранителей, витав-
- ↑ Что ворота, двери и утро [ianus matutinus] посвящались Янусу, что къ нему обращались прежде всѣхъ другихъ боговъ и что даже при чеканкѣ монеты его стали изображать прежде Юпитера и другихъ боговъ, — все это несомнѣнно доказываетъ, что онъ олицетворялъ отвлеченныя понятія объ открытіи и началѣ. И его двойная голова, которая смотритъ въ двѣ стороны, находится въ связи съ отворяющимися на двѣ стороны воротами. Его нельзя считать за бога солнца и года тѣмъ болѣе потому, что названный его именемъ мѣсяцъ первоначально былъ одиннадцатымъ, а не первымъ; этотъ мѣсяцъ, вѣроятно, получилъ свое названіе отъ того, что въ это время года оканчивалась пора зимняго отдыха и снова начинался рядъ полевыхъ работъ. Впрочемъ само собой разумѣется, что съ тѣхъ поръ, какъ январь сдѣлался первымъ мѣсяцемъ въ году, и начало года было включено въ сферу дѣятельности Януса.
может, даже воровства (laverna); но она не была в состоянии возбуждать того тайного ужаса, к которому есть также влечение в человеческом сердце; она не была в состоянии проникнуться тем, что есть непонятного и даже злого в природе и в человеке, и что должно отражаться на религии, если эта религия хочет обнимать все стороны человеческой жизни. В римской религии едва ли было что-либо покрытое таинственностью, кроме названий городских богов Пенатов; но сущность и этих богов была для всякого понятна. — Национальное римское богословие старалось выяснить для себя все сколько-нибудь значительные явления и их свойства, и затем, давши каждому из них надлежащее название, распределить их по разрядам (согласно с той классификацией лиц и вещей, которая лежала в основе частного права), для того, чтоб знать, к какому богу или разряду богов следует обращаться и каким способом, и для того, чтоб указать этот правильный способ толпе (indigitare). Римское богословие в сущности и состояло из таких механически отвлечённых понятий, отличавшихся чрезвычайной простотой и наполовину возвышенных, наполовину забавных; понятия о посеве (saeturnus) и полевых работах (ops), о почве (tellus) и о межевых камнях (terminus) олицетворялись в самых древних и в самых высокочтимых римских божествах. Едва ли не самым своеобразным между всеми римскими богами и конечно единственным, для которого была придумана чисто италийская форма поклонения, был двуглавый Янус; однако и в нём не олицетворяется ничего, кроме выражающей боязливую римскую набожность идеи, что перед начинанием всякого дела следует обращаться с молитвой к «духу открытия»; здесь также сказывается глубокое убеждение, что римские понятия о богах необходимо должны быть распределены по разрядам, между тем как каждый из эллинских богов, благодаря тому, что был одарён более яркою индивидуальностью, стоял от всех других особняком[1]. Едва ли не самым искренним из всех римских верований было верование в гениев-хранителей, витав-
- ↑ Что ворота, двери и утро [ianus matutinus] посвящались Янусу, что к нему обращались прежде всех других богов и что даже при чеканке монеты его стали изображать прежде Юпитера и других богов, — всё это несомненно доказывает, что он олицетворял отвлечённые понятия об открытии и начале. И его двойная голова, которая смотрит в две стороны, находится в связи с отворяющимися на две стороны воротами. Его нельзя считать за бога солнца и года тем более потому, что названный его именем месяц первоначально был одиннадцатым, а не первым; этот месяц, вероятно, получил своё название оттого, что в это время года оканчивалась пора зимнего отдыха и снова начинался ряд полевых работ. Впрочем само собой разумеется, что с тех пор, как январь сделался первым месяцем в году, и начало года было включено в сферу деятельности Януса.
