Болѣе новый характеръ италійской культуры. Исторія не въ состояніи безъ посторонней помощи наглядно описать народную жизнь во всемъ ея безконечномъ разнообразіи; она должна довольствоваться описаніемъ общаго хода событій. Въ ея составъ не входятъ дѣла и поступки, мысли и вымыслы отдѣльнаго лица, какъ бы они ни были проникнуты народнымъ духомъ. Однако попытка обрисовать ихъ хотя-бы только въ ихъ самыхъ общихъ чертахъ по отношенію къ этимъ древнѣйшимъ временамъ, почти совершенно исчезнувшимъ для исторіи, кажется намъ потому необходимой, что глубокая пропасть, которая лежитъ между нашимъ собственнымъ строемъ мыслей и чувствъ и строемъ древнихъ культурныхъ народовъ, сколько-нибудь доступна для нашего пониманія только въ этой сферѣ. Дошедшія до насъ преданія съ ихъ перепутанными названіями народовъ и мало понятными для насъ легендами — то-же, что высохшія листья, при видѣ которыхъ съ трудомъ вѣрится, что они когда-то были зелены; вмѣсто того, чтобъ прислушиваться къ ихъ наводящему тоску шелесту и распредѣлять по разрядамъ такія ничтожныя частички человѣческаго рода, какъ всѣ эти Хоны и Ойнотры, Сикулы и Пелазги, не лучше-ли заняться разрѣшеніемъ вопросовъ: какъ отпечатлѣлась реальная народная жизнь древней Италіи на юридическихъ отношеніяхъ, а идеальная — на религіи, какъ въ то время люди хозяйничали и торговали, откуда получили они грамотность и дальнѣйшіе зачатки цівилизаціи? Какъ ни бѣдны въ этомъ отношеніи наши свѣдѣнія и касательно Римлянъ и въ особенности касательно племенъ сабельскаго и этрусскаго, все-таки не смотря на краткость и неполноту нашего описанія, читатель найдетъ въ немъ не мертвыя имена, а живые образы или по меньшей мѣрѣ легкія очертанія такихъ образовъ. Въ общемъ итогѣ всѣхъ изслѣдованій этого рода оказывается, что у Италійцевъ и въ особенности у Римлянъ сохранилось отъ ихъ древняго быта сравнительно меньше, чѣмъ у какого-либо другаго индо-германскаго племени. Стрѣлы и лукъ, боевая колесница, неспособность
Более новый характер италийской культуры История не в состоянии без посторонней помощи наглядно описать народную жизнь во всём её бесконечном разнообразии; она должна довольствоваться описанием общего хода событий. В её состав не входят дела и поступки, мысли и вымыслы отдельного лица, как бы они ни были проникнуты народным духом. Однако попытка обрисовать их хотя бы только в их самых общих чертах по отношению к этим древнейшим временам, почти совершенно исчезнувшим для истории, кажется нам потому необходимой, что глубокая пропасть, которая лежит между нашим собственным строем мыслей и чувств и строем древних культурных народов, сколько-нибудь доступна для нашего понимания только в этой сфере. Дошедшие до нас предания с их перепутанными названиями народов и мало понятными для нас легендами — то же, что высохшие листья, при виде которых с трудом верится, что они когда-то были зелены; вместо того, чтоб прислушиваться к их наводящему тоску шелесту и распределять по разрядам такие ничтожные частички человеческого рода, как все эти хоны и ойнотры, сикулы и пелазги, не лучше ли заняться разрешением вопросов: как отпечатлелась реальная народная жизнь древней Италии на юридических отношениях, а идеальная — на религии, как в то время люди хозяйничали и торговали, откуда получили они грамотность и дальнейшие зачатки цивилизации? Как ни бедны в этом отношении наши сведения и касательно римлян и в особенности касательно племен сабельского и этрусского, всё-таки несмотря на краткость и неполноту нашего описания, читатель найдет в нём не мертвые имена, а живые образы или по меньшей мере легкие очертания таких образов. В общем итоге всех исследований этого рода оказывается, что у италийцев и в особенности у римлян сохранилось от их древнего быта сравнительно меньше, чем у какого-либо другого индо-германского племени. Стрелы и лук, боевая колесница, неспособность
